ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ*

* Воспроизводится с сокращениями по: Markevitch Igor. Etre et avoir ete/Современное и минувшее/ Paris: Gallimard, 1980. C. 30-36, 113; 137-138.

ВЫДАЮЩИЙСЯ ДИРИЖЕР И КОМПОЗИТОР, ВНУК И.П. ПОХИТОНОВА ИГОРЬ БОРИСОВИЧ МАРКЕВИЧ РОДИЛСЯ В 1912 ГОДУ В КИЕВЕ В СЕМЬЕ ПИАНИСТА БОРИСА НИКОЛАЕВИЧА МАРКЕВИЧА И ЗОИ ИВАНОВНЫ ПОХИТОНОВОЙ, ДОЧЕРИ ХУДОЖНИКА ПОХИТОНОВА. ЕГО ПРАДЕДОМ ПО ОТЦОВСКОЙ ЛИНИИ БЫЛ ИЗВЕСТНЫЙ УКРАИНСКИЙ ИСТОРИК И ЭТНОГРАФ Н.А. МАРКЕВИЧ (1804-1860), АВТОР ПЯТИТОМНОГО ТРУДА «ИСТОРИЯ МАЛОРОССИИ». ОН ПОДДЕРЖИВАЛ ТЕСНЫЕ ОТНОШЕНИЯ С ВЫДАЮЩИМИСЯ ДЕЯТЕЛЯМИ КУЛЬТУРЫ СВОЕГО ВРЕМЕНИ, В ТОМ ЧИСЛЕ С А.С. ПУШКИНЫМ И Т.Г ШЕВЧЕНКО. БУДУЧИ МУЗЫКАНТОМ-ЛЮБИТЕЛЕМ, ДРУЖИЛ С М.И. ГЛИНКОЙ. ДЕД, А.Н. МАРКЕВИЧ (1830-1907), БЫЛ ВЫДАЮЩИМСЯ ЮРИСТОМ, ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ ПЕТЕРБУРГСКОЙ СУДЕБНОЙ ПАЛАТЫ, ПРОСЛАВИЛСЯ КАК ФИЛАНТРОП И МУЗЫКАНТ. ОН БЫЛ БЛЕСТЯЩИМ ВИОЛОНЧЕЛИСТОМ, УЧАСТНИКОМ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ КОНЦЕРТОВ.

Игорь Маркевич
(1912–1983) в доме
брата, виолончелиста
Дмитрия Маркевича.
На стене портрет их
матери
З.И. Похитоновой-Маркевич
работы П.Ф. Челищева
Париж. Фото. 1960-е

Незадолго до Первой мировой войны семья Маркевичей вынуждена была уехать за границу из-за болезни отца. Сначала жили в Париже, затем в Швейцарии, где Игорь провел свое раннее детство. Позже, когда родители обосновались в Вене, он начал посещать там школу, изучал иностранные языки и обучался под руководством отца игре на фортепиано. Когда ему исполнилось 10 лет, отец скончался от туберкулеза, оставив жену и троих детей в трудном материальном положении. Но мальчик не прекращал своих музыкальных занятий. Уже в 12-летнем возрасте он написал свою первую пьесу для фортепиано «Свадьба», изданную в 1925 году. Прослушавший его знаменитый французский пианист и дирижер Альфред Корто убедил Зою Ивановну отвезти сына в Париж для получения серьезного музыкального образования. В Парижской музыкальной школе талантливому подростку был предоставлен бесплатный пансион. Существенную помощь семье в это время оказывала Вера Похитонова-Бьенэмэ, старшая дочь И.П. Похитонова. Обучаясь музыке, Маркевич одновременно сам давал уроки фортепиано и делал платные инструментовки чужих произведений. Теоретическими предметами и композицией он занимался с Надей Буланже и Полем Дюка. Со временем Игорь Маркевич стал хорошим пианистом и композитором.

В 1928 году Маркевич заключил контракт с Сергеем Дягилевым, обратившим внимание на талантливого, подающего надежды композитора. По этому контракту он написал концерт для фортепиано с оркестром и начал работать над музыкой к балету «Новый наряд короля» на сюжет сказки Андерсена. Хореографию должен был осуществить Сергей Лифарь, декорации - Пабло Пикассо. Вместе с Дягилевым молодой композитор приехал в Лондон, где в июле 1929 года успешно исполнил свой концерт в Covent Garden. Через два месяца Дягилев скончался, и задуманная им постановка балета так и не была реализована. Маркевич продолжал писать музыку к балетам, среди которых - балет «Ребус» (1931) и «Полет Икара» (1933), сочинял вокально-симфонические произведения, писал теоретические работы.

В 1932 году началась дирижерская деятельность Маркевича. По общему признанию, он обладал блистательной техникой дирижирования. Его искусство создавать в оркестре атмосферу свободного творческого музицирования способствовало более доходчивому восприятию сложнейших музыкальных произведений.

Большое влияние на творчество Маркевича оказали общение и дружба с Ф. Шаляпиным, И. Стравинским и С. Прокофьевым. Тогда же он начал сотрудничать с Вацлавом Нижинским. В 1936 году Игорь Маркевич женился на его дочери Кире, однако вскоре после рождения сына Вацлава супруги расстались.

После развода Маркевич жил и работал в Италии. Во время Второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления, за что был награжден медалью «Партизан Северной Италии». В 1947 году он женился на княгине Топазии Каэтана. От этого брака в 1950 году родилась дочь Аллегра, в 1951 - Наталья, а в 1956 году - сын Олег.

После войны Маркевич полностью переключился на дирижерскую деятельность. В качестве приглашенного дирижера возглавлял симфонические оркестры Бостона, Стокгольма, Монреаля, Гаваны, оркестра Ш. Ламурё в Париже. В 1960 году он впервые приехал с гастролями в СССР. В свой следующий приезд в Москву весной 1963 года Маркевич провел четырехмесячный семинар для дирижеров в Московской консерватории. К этому событию он приурочил оркестровку шести песен своего любимого композитора М.П. Мусоргского, которые были исполнены Галиной Вишневской.

Тогда же в Третьяковской галерее состоялась инициированная им выставка И.П. Похитонова¹. Позже в своих воспоминаниях Маркевич, в частности, писал о том, как возник замысел этой выставки: «Столь же удачный климат - сближающий нас с Западом - я нашел в самом раннем возрасте и со стороны моего деда по материнской линии художника Ивана Павловича Похитонова... Мы увидим, что его жизнь завершилась в уединении в силу любопытных обстоятельств, и наша семья почти ничего не знала о нем, пока я не открыл его творчество и не стал искать сведения о его скромном, но очаровательном таланте. В 1963 году я организовал в Третьяковской галерее ретроспективную выставку Похитонова и написал для каталога документированное исследование о моем деде.² Выставка объединила 240 картин, в том числе два портрета художника кисти Репина. Происходили они как из советских музеев, так и из частных коллекций, включая мою, в которой около полусотни работ Похитонова. В СССР о нем имеется очень полная библиография»³.

Успех этой выставки⁴ повторила юбилейная выставка Похитонова в Третьяковской галерее в 2010 году. Она побудила вновь обратиться к изучению творчества художника, разгадать многие загадки его жизни, привлекая для этого материалы из семейных архивов его потомков, в том числе воспоминания Игоря Борисовича Маркевича⁵.

Элеонора Пастон

<...> Достаточно непросто поместить искусство Похитонова на заслуживаемое им место, поскольку речь идет о реальном масштабе в очень малом пространстве. Однако речь тут вовсе не о миниатюрах, и создаваемое им пространство иногда настолько превосходит размер картины, что становится исключительным явлением в передаче свето-воздушной среды в живописном произведении. Современники не заблуждались на этот счет. Уже во время первого пребывания Похитонова в Париже, в 1877 году, его талант признавали очень разные художники: Гюстав Моро, Гийоме, Арпиньи, Бодри, Карьер. Он поселился в мастерской последнего, в тупике Элен, возле авеню Клиши, - несколько позже Похитонов арендовал эту мастерскую на свое имя. Один из критиков того времени пишет о неожиданности, которой стали для Мейсонье совершенство, свет и сама фактура его произведений, и хвалит их «феноменальную организацию». Я же разделяю мнение Тургенева, который предпочитал Похитонова Мейсонье, полагая, что качеством фактуры Похитонов, несомненно, превосходит последнего. Тургенев, крестный отец Веры Похитоновой, старшей сестры моей матери, говорит о Похитонове с восторгом. Исполненный художником портрет писателя тот считал «живее самой жизни» (ныне в Третьяковской галерее).

Мне особо нравится в Иване Павловиче его требовательность к самому себе, и мне кажется, я ее унаследовал. Лесков описывает в «Запечатленном ангеле» манеру иконописцев, еще сохранявших в его время великую традицию Рублева и городецкой росписи. Он словно описывает моего деда. Любовь и смирение, с которыми Похитонов выбирал деревянные дощечки, укреплял их сзади поперечными планками, чтобы дерево не покоробилось, покрывал густым, темным проникающим грунтом, иногда за несколько лет до того, как писал на них свои небеса, - все это принадлежит иной эпохе. Я трудился с тем же прилежанием, когда искал для своего «Потерянного рая» новое звуковое пространство. Но и после того как картина просыхала, Иван Павлович не прекращал совершенствовать ее, полировал пенкой каракатицы, поворачивал и гладил своими прекрасными узловатыми руками, словно хотел глубже согреть теплом своего дыхания. Это уважение к своей работе и обеспечивало неизменную свежесть колорита. Какое же чудо - человеческий глаз, способный воспринять такое сияние!..

...Париж позволил Ивану Павловичу понять самого себя - в 27-летнем возрасте. В этом кипящем котле культур - мне также доведется в свое время узнать его живительность - внезапно формируется антиконформизм моего деда. Его склонность к богеме - цыганская склонность? - заставит его забыть и факультет естествознания, и благоразумные проекты управления семейным имением и финансами. Прощайте, телята с коровами, свиньи и наседки. Похитонов выставляет свои первые работы, и внезапно приходят заказы и предложения контрактов. Я видел контракт, подписанный с Жоржем Пти на семьдесят лет, с ежемесячными выплатами по тысяче франков золотом без каких- либо обязательств относительно объема сделанного. Эпоха зажиточная и нерасчетливая, когда одна картинная галерея могла обеспечить художника вплоть до столетнего возраста.

Отголоски парижских успехов Похитонова донеслись до ушей Александра III, который нанял художника для поездки в Болгарию, дабы запечатлеть в серии панно основные места, где в качестве еще наследника-цесаревича он стоял лагерем во время Русско-турецкой войны. Позже, когда деда спросили о его реакции на императорский каприз, он дал ответ, свидетельствовавший о сформировавшемся художнике: «Я к тому времени достаточно овладел ремеслом, чтобы забыть, что работаю по заказу».

Со своей стороны, императрица Мария Федоровна поручила Похитонову написать во Франции пейзажи тех мест, которыми любовался ее сын Георгий во время болезни, впоследствии унесшей его жизнь. В результате всех этих заказов свадьба моих деда и бабки состоялась в Черновцах, а моя мать родилась в По. Из-за этих же заказов при приеме в Императорскую академию художеств Ивану Павловичу дали звание «пейзажиста-баталиста».

Матильду фон Вульферт Похитонов встретил в Париже. Моя бабка изучала там медицину, что для ее круга означало немалое свободомыслие. Как и большая часть тогдашнего финляндского высшего класса, ее семья имела германско-шведское происхождение. У Матильды имелась и бабка-француженка, урожденная Паризо де ла Валетт, предок которой, великий магистр Мальтийского ордена, основал в 1566 году порт, носящий его имя. Отец Матильды, генерал барон Вульферт⁶, бравый вояка, оказался при этом под полным влиянием своей супруги, имевшей характер суровый и пуританский. Боюсь, что и бабка моя унаследовала от нее неспособность принимать мнения, отличные от ее собственных. Обе они считали, что имеют характер, поскольку их собственный характер был нелегким, и в равной степени этим гордились.

Бабушка с гордостью объявляла себя феминисткой, и я до сих пор вспоминаю хранившуюся у нее фотографию комитета Женской лиги Гельсингфорса (ныне Хельсинки). О! Леденящая картина! К счастью, у мужчин никогда, ни в коем случае не обнаружишь столь же агрессивной мужественности. Физически, впрочем, Матильда составляла исключение. У меня есть ее фотография - красивая молодая женщина с решительным,
но и, несомненно, открытым выражением. Нежности же в нем не было, и я полагаю, что она стала позволять себе эту слабость - а она считала ее слабостью - лишь позже, со своими внуками. Возможно, именно на мою долю эта столь запоздавшая нежность в основном и выпала. Вскоре после того как была сделана эта фотография, Матильда, словно запрещая себе быть очаровательной, перечеркнула свое лицо ученым пенсне, ставшим с того момента ее неотъемлемой частью. Надя Буланже с 25-летнего возраста также воздвигла на свой хорошенький носик аналогичный прибор, дабы добавить себе солидности. Такое впечатление, будто обе они нуждались в том, чтобы сделать свою женственность суровой, чтобы не проявить ее.

По тому, что я смог узнать о своей бабке, ее лютеранском воспитании, борьбе за право стать врачом (вроде бы, она стала первой в России женщиной практикующим медиком), не говоря уже о символическом пенсне, можно без труда представить себе, что Ивану Павловичу была уготована роль грешника на покаянии. Враг всякой непреклонной суровости, этот служитель невысказанного, во многом похожий на Чехова, вероятно, вскоре пришел к той же мысли, что и автор «Дяди Вани»: «Если боитесь одиночества, то не женитесь».

Но для философских рассуждений времени уже не оставалось. Наступила драма, о которой ее свидетели до конца своей жизни говорили, стыдливо понижая голос. Мать Матильды предчувствовала, что мир скоро оставит этот семейный очаг. Привыкнув считать, что действительность подчиняется ее желаниям, и уверенная в безошибочности своих планов, она отправила из Санкт-Петербурга во Францию свою младшую дочь⁷, тогда шестнадцатилетнюю, чтобы прежде всего информировать мать о ситуации, а затем и восстановить гармонию в жизни сестры. Это и ускорило катастрофу. Не нужно было обладать чутьем Толстого, чтобы предвидеть последствия появления этого едва созревшего, но уже нежного плода, столь же женственного, насколько отказывалась от женственности Матильда, и уже готового раскрыться. Любовь вспыхнула с первого взгляда. Неумолимая, как в греческой трагедии, судьба подхватила Ивана Павловича и его юную свояченицу. Ослепленные любовью, они словно наивно ждали от бабушки, что она примет последствия сложившегося положения. Но натолкнулись на стену, которую унижение, боль и мораль сделали непреодолимой. Гнев небесный нарастал час от часу, и Иван Павлович покинул семейный очаг в обществе Евгении. Они ставили себя в свете в положение отверженных. Все это происходило во время раннего детства моей матери, младшей из трех дочерей. Иван Павлович усугубил ситуацию, забрав с собой детей. Последовало бегство виновной пары, увезшей с собой девочек из Парижа на Кавказ⁸, куда за ними последовала и безутешная бабушка⁹. Она в конце концов догнала их и добилась от царя - ибо для «тщеславного класса» воля деспота и была законом - права на опеку над детьми и проживание отдельно от мужа.

Одержав столь болезненную победу, Матильда Похитонова вернулась в Париж к своей медицине. Крах ее семейной жизни - рана, от которой она будет страдать всю жизнь, - неизменно поддерживал в ней обиду на мужа. Полагаю со всей объективностью, что причины, ставшие источником ее бед, превратили сами эти беды в компенсацию для бабушки. Одна с дочерьми, единственная хозяйка поруганного семейного гнезда, она вкушала свое мученичество, где царствовал абсолютный матриархат. Моя мать говорила, что ее детство в Париже было очень счастливым, но из него она вынесла убеждение, что мужчина по определению неправ. Это иногда делало ее несправедливой и в отношении меня. И готов держать пари, что в ее Эдеме соблазнителем Евы был Адам - да и плод был явно сомнительным.

В те времена подобные события не могли не отразиться на карьере деда. Хотя его родина оставалась ему верной и основные российские музеи приобретали его произведения, Иван Павлович с этого времени избегал всего, что могло напомнить ему о прошлом. Растущая изоляция объясняет, почему так мало было известно о его произведениях, становившихся все более прекрасными. Он не участвовал в салонах, не выставлялся. Обосновавшись в деревушке Жюпиль близ Льежа, Иван Павлович так и не смог жениться на своей подруге - в разводе бабушка ему отказала. От этого союза родился сын, мой дядя Борис, с которым мы встретимся через пятьдесят лет.

Как-то раз - было это в 1919 году - я находился у своей крестной, второй сестры моей матери, когда в квартире вдруг поднялся шум. Побледневшая бабушка пересекла гостиную, где я играл, и скрылась в своем кабинете. Вошел крепкий старик. Весело подхватив меня на руки, он расцеловал меня, уколов всклокоченной бородой. Помню запах бумазеи, исходивший от его коричневой куртки, и уставившиеся на меня лукавые глаза. Эти глаза, создатели бесконечных пространств, помогали Ивану Павловичу в его работе до его последнего дня (он скончался в возрасте семидесяти четырех лет). Все облака он оставлял для своих картин, ибо, по словам моего дяди¹⁰, жизнь его родителей была абсолютно безоблачной. Моя двоюродная бабка в течение полувека бестрепетно выносила все тяготы своего положения вне официального брака. Но без Ивана Павловича несчастная старуха сломалась и покончила с собой¹¹. <...>

1. Одним из условий сотрудничества Маркевича с Московской консерваторией была организация выставки его деда. Это условие было согласовано с тогдашним министром культуры Е.А. Фурцевой, пригласившей известного музыканта в СССР.
2. Маркевич И.Б. Вступительная статья. - В изд.: Иван Павлович Похитонов. 1850-1923. Каталог. М., 1963. С. 5 - 12.
3. Markevitch I. Etre et avoir ete / Современное и минувшее. Paris: Gallimard, 1980. С. 30.
4. См.: Иовлева Л.И. Выставка И.П. Похитонова 1963 года в Третьяковской галерее. //Иван Похитонов. Чародей-художник: К 160-летию со дня рождения Ивана Павловича Похитонова. 1850-1923. М., 2010. С. 26-30.
5. Мы сердечно благодарим господина Эдгара Сулье, правнука художника, за присланные нам страницы из книги воспоминаний Игоря Маркевича.
6. В документах из личного архива А.Н. Айленштайн фон Вульферт отец Матильды значится в чине полковника.
7. Речь идет о Евгении Вульферт.
8. Никаких упоминаний о Кавказе в материалах биографии Похитонова не найдено.
9. Вероятно, именно тогда Похитонову понадобился документ на жительство «повсеместно в России бессрочное с женою и дочерьми», полученный им в канцелярии консульства в Черновцах 29 мая 1892 года. Находится в личном архиве А.Н. Айленштайн фон Вульферт.
10. Речь идет о сыне И.П. Похитонова и Евгении Вульферт - Борисе.
11. Это трагическое событие произошло во время Второй мировой войны, когда Евгения Вульферт, оказавшись в Польше, попала в окружение немецких войск.

Вернуться назад