Поэтические посвящения Бориса Слуцкого и Татьяны Сельвинской

Рубрика:

РОБЕРТ ФАЛЬК (1886–1958)

Номер журнала:

#4 2020 (69)

Р.Р. ФАЛЬК. Автопортрет в серой блузе. 1950
Холст, масло. 92,5 × 72,5. © Национальная галерея Армении, Ереван

Борис Слуцкий
Старое синее

Громыхая костями, но спину почти не горбатя,
в старом лыжном костюме на старом и пыльном Арбате,
в середине июля,
в середине московского лета –
Фальк!
Мы тотчас свернули.
Мне точно запомнилось это.
У величья бывают
одежды любого пошива,
и оно надевает
костюмы любого пошиба.
Старый лыжный костюм
он таскал фатовато и свойски,
словно старый мундир
небывалого старого войска.
Я же рядом шагал,
молчаливо любуясь мундиром
тех полков, где Шагал -
рядовым, а Рембрандт -
командиром,
и где краски берут
прямо с неба - с небес отдирают,
где не тягостен труд
и где мертвые не умирают.
Так под небом Москвы,
синим небом, застиранным, старым,
не склонив головы,
твердым шагом, ничуть не усталым,
шел художник, влачил
свои старые синие крылья,
и не важно, о чем
мы тогда говорили.

Татьяна Сельвинская
Роберт Фальк

Однажды я встретила его, влекущегося по улице.
Он читал книгу, держа ее близко у глаз.
Он двигался по тротуару и мостовой,
перебирая ногами, как ластами,
а машины и люди огибали его.
Серая вязаная шапочка,
длинное черное сутулое пальто,
ветхие бархатистые страницы.
На лице не покидавшая его блаженная улыбка.
Сегодня все читают на ходу.
Читают в давке, в спешке, впопыхах,
глотая чтиво и еду одновременно,
ничего не успевая, но желая успеть все.
Он читал на ходу спокойно и не торопясь,
его мир был всегда с ним,
окружающее не мешало ему.
В одиннадцать лет я поднималась к нему в мансарду
и писала натюрморты,
а он притрагивался к старинному инструменту
(клавесин? фисгармония?),
и возникала тянущаяся музыка...
И эта музыка, пепельный свет его мастерской,
и особый запах, вобравший в себя и лак, и краски,
и пожившую мебель, и поникшие цветы.
Он любил ржавую рябину на фоне золотых шаров.
Я привозила их с дачи.
Свет и запах его комнат
целиком проник в его холсты.
Улыбка с легким покачиванием головы,
походка с едва заметным покачиванием тела,
приглушенный голос,
медленные, как прикосновения к клавишам,
слова (ценно каждое!),
серебристый цвет воздуха, и запах, запах…
Все в его картинах, творец и творение,
перелились один в другое.
Удивительной была его жизнь,
без суеты, без зависти, без позы,
истинная жизнь художника.