Константин Кузнецов: ОТКРЫТИЕ ИМЕНИ
Когда Константин Кузнецов (1863-1936) на двадцать третий год своего участия в Осеннем салоне показал работы из цикла «Мосты Парижа», он был назван французским критиком Франсуа Тьебо-Сиссоном «русским, который вот уже четверть века один из нас»[1]. В каталоге ретроспективной выставки Кузнецова на Осеннем салоне, прошедшей в 1937 году, через год после его смерти, Мишель Флорисоон, хранитель Музея Лувра, написала о художнике: «Он сделал свое искусство истинно французским», «внес в импрессионизм свою, глубоко личную поэтику»[2]. Эти два высказывания определяют особость положения Константина Кузнецова. Он сумел уловить суть французского импрессионизма, воспринять его артистизм, свободную поэтику мазка и цвета. Он смог стать европейским мастером, оставаясь при этом истинно русским художником, что обогащало его видение французской традиции.
Путь Константина Павловича Кузнецова в искусство был оригинален и одновременно типичен для начала ХХ века. Будущий художник приехал в кипящий новыми течениями Париж из российской провинции - он родился в селе Желнино Нижегородской губернии в состоятельной купеческой семье, за плечами были несколько лет частных занятий живописью. В 1896 году Кузнецов совершил длительную поездку по Европе, после которой поступил в студию Фернана Кормона, где несколько лет оттачивал мастерство академического рисунка. Там Константин обрел товарища в лице Виктора Борисова-Мусатова, с которым его объединила любовь к французскому символизму, в частности, Пюви де Шаванну[3]. В 1900 году Кузнецов вместе с молодой женой окончательно поселился в Париже в апартаментах с мастерской на Монмартре, на улице Клиши.
Подобно импрессионистам, которые черпали вдохновение на берегах Нормандии, художник предпочитал работать в Бретани, близ океана. Его первая поездка туда состоялась в 1900 году, по совету Кормона он отправился в южную часть региона. «Конкарно - большой порт, где слишком много народу», - с раздражением писала Зинаида Серебрякова, которая побывала здесь в 1934 году, «противный городишко, где <...> масса сардиночных фабрик»[4]. Однако именно в этом городе Кузнецов был вдохновлен особой южной атмосферой, которая насытила колорит его картин различными оттенками зеленого и голубого. Художник пишет множество этюдов и задумывает большую композицию - «Рыбаки в Конкарно». Сюжет ее прост - лодки и рыбаки, однако главными героями оказываются вовсе не они, а игра света и воздуха, наполняющая картину. В 1902 году полотно было предложено художником на парижский Salon de la Société National des Beaux-Arts и (редкий случай для новичка!) успешно принято жюри и критикой. С этого сезона Кузнецов стал ежегодным участником салона Сосьете насьональ, с 1903-го - Salon d'Automne, с 1905-го - Salon des Indépendants. Он оказался в числе тех, кто удостаивался лестных отзывов Роже Маркса, Гийома Аполлинера, Франсуа Тьебо-Сиссона.
Семейная жизнь художника была счастливой: у него и супруги Александры родилось четверо детей (в 1902, 1905, 1909 и 1913 годах). После появления на свет первенца семья долгое время не покидала Париж, но с 1906 года возобновились поездки Кузнецовых в Бретань. Освоившись здесь, мастер облюбовал для себя северную часть региона - Валь-Андре, Сен-Каст, Биник, Сен-Люнер. Кузнецов предпочел работать в местах, не появлявшихся еще на полотнах его предшественников.
С первых лет творчества отчетливо вырисовывается тяготение художника к импрессионизму - оно явственно прочитывается при визуальном анализе его работ и подтверждается рецензиями критиков. «Импрессионистские, талантливые и серьезные работы Константина Кузнецова <. > чрезвычайно уместны для пропагандирования импрессионизма», - отмечал, например, в 1905 году Александр Ростиславов[5]. «Кузнецов - импрессионист, который никогда не оставляет формулу этого направления», - писал о нем Тьебо-Сиссон[6]. Действительно, в произведениях мастера есть сконцентрированность на мгновенности впечатления, внимание к атмосфере, световым эффектам, чистота цвета, пленэризм - то, что объединяет их с работами Клода Моне, Огюста Ренуара, Камиля Писсарро. Гораздо менее очевидны различия, но именно они формируют стиль художника, делая его непохожим на полотна предшественников. В его картинах прослеживается не преемственность, а диалог с обозначенным направлением, который ведется со всей смелостью и индивидуализмом человека XX века. «Хотя изначально импрессионизм принадлежит лучшим из наших художников, интерпретации Кузнецова ни в коей мере нельзя назвать их повторением. Нет, он далек от этого. С настоящим интересом я смотрю на его “Пленэр" и его “Аспекты Парижа", наполненные переживаниями, штормом, и всегда восхитительные», - писал Тьебо-Сиссон[7].
С 1903 по 1909 год Константин Кузнецов участвовал в выставках Московского товарищества художников (МТХ); он вступил в объединение по приглашению Виктора Борисова-Мусатова8. Эта организация в 1900-е объединяла представителей авангарда в искусстве - на ее выставках были впервые показаны работы Василия Кандинского, Давида Бурлюка, Михаила Ларионова, Мартироса Сарьяна. Кузнецову была отведена своя, особая роль: он транслировал российскому художественному сообществу опыт французской живописной школы. Александр Бенуа, первым улавливавший тонкости живописных интерпретаций, сравнил Кузнецова с художниками «группы Durand-Ruel’а»: Клодом Моне, Альфредом Сислеем, Арманом Гийоменом. В рецензии о выставке МТХ в газете «Слово» в 1905 году критик отмечал: «Лучше всего парижанин Константин Кузнецов <...> Один из его этюдов “Сена у Буживаля’’ прямо прелестен. Настроение мутно-серого, пропитанного влагой летнего дождливого дня передано с совершенной простотой и правдой»[9].
Импрессионизм не являлся новшеством на выставках объединения, но новым был его чисто французский характер. Наряду с другими представителями тогдашнего авангарда, усвоившими опыт новейших европейских течений, Кузнецов виделся русской прессе под знаменем декаданса. «Какая-то мюнхенско-парижско-русская колония, почему-то занесенная в Петербург», - называла МТХ петербургская критика[10].
Особые впечатления работы Кузнецова вызывали у Борисова-Мусатова, который был знаком с поэтичностью французской натуры. «Я всегда отдыхаю среди ваших пейзажей, среди их спокойствия и грусти меланхоличной природы», - писал он Константину Павловичу после посещения выставки Товарищества[11]. «Я часто сижу в вашей зале и вспоминаю милую Францию и грущу о ней»[12].
В окрестностях Сен-Люнера. Около 1906
Холст, масло. 79,3 × 99,3
В 1907 году Кузнецов переехал на Монпарнас, где занял апартаменты и просторную мастерскую, принадлежавшую ранее художнику Люсьену Симону. Он оказался в центре жизни артистической богемы, однако не интегрировался в ту специфическую культурную среду, которая составляла ядро Парижской школы и находила пристанище в кафе «Dõme» и «La Rotonde». Его не прельщали ни романтика ночных прогулок, ни скандальная слава. По воспоминаниям зятя художника, французского архитектора и общественного деятеля Рене Вивье, Кузнецов имел не слишком открытый характер, и его мастерская была недоступна даже для членов семьи.
Первая мировая война и революция в России были драматичным периодом для Кузнецовых. В 1914 году художник пожертвовал в Нижегородскую городскую думу почти все свое состояние, 5000 рублей, на содержание российской армии. На помощь союзным войскам во Франции были отданы фамильные драгоценности жены Александры. Самим Кузнецовым не приходилось ждать чьей-либо поддержки: напротив, после заключения Россией сепаратного мира, негативно сказавшегося на странах-союзниках, супруги подвергались насмешкам и упрекам со стороны французского окружения, что заставило их в 1918 году уехать из Бретани.
Несмотря на трудности, период работы в Валь-Андре (1911-1918) стал для художника одним из самых плодотворных: в живописи появляются смелость и свобода; он пишет чистым, ярким цветом, крупными мазками; особая композиция с высоким горизонтом создает впечатление обзора с высоты птичьего полета. Мастер передает живописью то, что едва ли можно выразить словами, - преклонение перед безграничностью Земли, космологическое понимание ее ландшафта. Произведения этого периода нельзя назвать импрессионистическими. Кузнецов создает собственный почерк, учитывая и перерабатывая опыт импрессионизма, сезаннизма, символизма, фовизма, экспрессионизма. Более всего он прислушивается к самому себе, формируя индивидуальное отношение к натуре. Быстрота его кисти, виртуозность почерка продиктованы не только особенностями стиля, но и желанием запечатлеть эмоции в момент восприятия природы.
С начала 1920-х годов Кузнецов перестает выезжать в Бретань - его средства настолько скудны, что их едва хватает на обеспечение жизни семьи. Открывается новая глава в его творчестве - Париж. Хотя изменение мотива происходит вынужденно, оно подталкивает художника к переменам в живописной манере. Он отказывается от открытого цвета и на несколько лет концентрирует внимание на едва уловимых эффектах парижской атмосферы, предпочитая вечерние или утренние часы. «Любимцем» мастера становится Мост искусств, напоминающий тонкое кружево, которое художник погружает в клубы влажного тумана. Характерная для Парижа цветовая гамма на полотнах Кузнецова в этот период - особый серый тон, варьируемый в градациях от жемчужно-серого до почти черного, «дымный цвет старых домов; в изобилии тончайших пепельных, графитных, жемчужных оттенков...»[13].
Мост Искусств. Около 1921–1924
Холст, масло. 81 × 100,5
Эти тона помогают уловить невыразимое - особый, поэтический облик города, его «обезличенный шик», сдержанную и припудренную временем роскошь.
Начав карьеру в зрелом возрасте, в 36 лет, Кузнецов до конца жизни не утрачивал свойственное более молодым художникам стремление к поискам и переменам. Во второй половине 1920-х он открывает для себя выразительные средства, близкие языку экспрессионизма. Из последней поездки в Валь-Андре в 1926 году он привозит полотна, написанные в черных, серых цветах с контрастными акцентами. От поэтики гармонии он обращается к столкновениям мазков, форм, акцентов колорита. С воодушевлением он наполняет виды некогда райского для него места диссонансами, выплескивая на полотна душевный дискомфорт, возникший, возможно, от понимания того, что это одна из его последних поездок, и от того, что с взрослением детей[14] острее ощущалась конечность собственной жизни. Вернувшись в Париж, Кузнецов продолжил работать в найденном направлении. Длинные и почти хаотичные мазки, свободные потеки краски - в этом проявилась своеобразная маэстрия автора. Эмоциональность усиливается, художник приходит к тому, что можно назвать вариантом экспрессионизма в живописи.
Несмотря на все трудности, которые выпали на его долю, в самом конце творческого пути Кузнецов находит в себе силы, чтобы выйти на новый этап. В начале 1930-х он создает удивительные по яркости, красочности и декоративной гармонии композиции. Как и Моне, Кузнецов в свои последние годы достигает той свободы живописного почерка, которая не ориентируется ни на что, кроме субъективного видения автора. В таких работах, как «Рыбаки на набережной Тюильри», «Мост Аустерлиц и рыбаки», «На берегу Сены» (все - начало 1930-х), мастер прибегает к необычному яркому освещению, интенсивности цвета, декоративным сочетаниям оранжевого, зеленого, бирюзового. Одновременно в картинном пространстве Кузнецова появляется свой герой, «маленький человек» чрева Парижа. Это описанные Хемингуэем обитатели Сены: рыбаки, грузчики, рабочие, букинисты, клошары, извозчики.
Набережная Тюильри. Начало 1930-х
Холст, масло. 80,5 × 99,5
Последние годы жизни мастера были наполнены борьбой - с бедностью, возрастом, обстоятельствами, но он не оставлял кисти и не прерывал участия в ежегодных салонах. В 1934 году в силу крайне стесненного материального положения Константин Кузнецов был вынужден оставить ателье на Монпарнасе и переехать в небольшие комнаты на рю Буассонад, отказавшись от предметов роскошной обстановки, но взяв с собой все свои картины. Последний раз он экспонировал работы на Осеннем салоне 1936 года. Два месяца спустя, 30 декабря 1936 года, в возрасте 73 лет художник скончался.
Александра Алексеевна Кузнецова пережила своего мужа на 25 лет и умерла в 1961 году. Их дочь Елена в годы Второй мировой войны стала участницей французского Сопротивления, была в плену, затем бежала и работала в Алжире в окружении де Голля. Сын Михаил вступил в ряды французской армии в 1933 году и служил до 1945 года в качестве инженера-механика авиационных войск. Дочь Ольга не вышла замуж и оставалась с матерью до конца ее жизни. В 1963 году пять графических работ Константина Кузнецова были преподнесены ею в дар Третьяковской галерее.
Фигура Константина Кузнецова представляется почти уникальной - не только благодаря характеру дарования, но и в силу условий его развития. В сущности, русский художник стал единственным последователем французского импрессионизма, воспринявшим это направление на европейской почве и на ней же развившим его оригинальную интерпретацию. Этому способствовали как личные профессиональные качества мастера (артистизм, склонность к передаче непосредственного эмоционального восприятия мотива), так и биографические обстоятельства - с первых шагов, начиная с периода ученичества в студии Кормона в 1890-е годы и заканчивая выставочной деятельностью, его почерк формировался во французской творческой среде.
Мастеров «чистого» импрессионизма в истории отечественной изобразительной культуры крайне мало. О неорганичности метода русской живописи, и в первую очередь о невозможности концентрации мастеров на проблемах художественного артистизма, неоднократно писали Д.В. Сарабьянов, М.Ю. Герман и другие исследователи. Единогласно исключительность импрессионистического видения признана едва ли не за одним только Константином Коровиным. Его глубокое чувство пленэра, артистизм работы с живописной поверхностью были уникальной параллелью новой французской живописи. Однако та широта таланта и то чувство русской природы, которые позволили Коровину стать почти всеобъемлющей фигурой русского импрессионизма, сделали невозможным его интеграцию в европейский контекст после эмиграции из России в 1923 году. Кузнецову, напротив, удалось легко влиться в новую художественную среду во многом благодаря тому, что его профессиональный опыт начал формироваться не в России, но во Франции.
Кузнецов искал в искусстве той же силы впечатления, которой владели импрессионисты, но непосредственность визуального восприятия он желал заменить на яркость эмоционального переживания натуры. «Его кисть воплощает его внутреннее видение мира, он выражает импульсы своего сердца, которые возникают от восприятия природы в конкретный час в конкретную погоду. В умении сделать это - его счастье как живописца», - написал однажды о Кузнецове другой художник, Андре Маршан. Кузнецов оттолкнулся от того, что раскрыло перед ним позднее творчество Моне, - от понимания жизни как неразрывной живописной ткани, большого потенциала в свободе кисти и индивидуальной интерпретации увиденного - и дал этому собственное развитие. Он сделал метод импрессионизма глубоко личным, внес в него индивидуальную поэтику, опираясь на свободу и эмоциональность, которые были присущи живописцам XX века.
Сегодня отдельные произведения Константина Кузнецова есть в государственных собраниях России и Европы - в Государственной Третьяковской галерее, Государственном Русском музее, Музее Орсе, Музее Карнавале, Музее Понт-Авена, Музее классического искусства Гааги, Музее изящных искусств в Кемпере, Музее Эжена Будена в Онфлёре, а также в частных коллекциях по всему миру. Однако основное наследие Константина Кузнецова демонстрирует уникальную историческую ситуацию. Собрание художника начала прошлого века сохранилось в целостном виде - так, как если бы только что вышло из его мастерской. Причина тому - судьба самого автора. Как уже было сказано, он происходил из состоятельной купеческой семьи и долгое время располагал такими средствами, которые позволяли ему не продавать свои работы. Он отказывал в сотрудничестве видным галеристам и, по воспоминаниям дочери, отказался заключать контракт с самим Амбруазом Волларом.
Когда Константин Павлович Кузнецов ушел из жизни, в его ателье на рю Буассонад в Париже находились почти все его картины. Несколько сотен полотен, натянутые на подрамники и свернутые в рулоны, альбомы зарисовок, эскизы - все это было сложено в нескольких тесных комнатах. Долгое время работы ждали своего часа, пока внучка художника Моник Вивье-Брантом не занялась наследием деда и не обратилась к написанию диссертации о его творчестве, которую она защитила в Эколю дю Лувр в 1972 году. Исследователь собрала сведения обо всех доступных ей произведениях Кузнецова, которые к тому времени стали расходиться в частные и музейные собрания, и составила полную картотеку работ художника. В 1992 году ею была опубликована книга «Constantin Kousnetzoff, 1863-1936: un peintre russe en France».
Несколько лет назад группе российских искусствоведов удалось познакомиться с потомками мастера. В их апартаментах в Париже (семья к тому времени переехала с рю Буассонад в более просторные комнаты) хранились картины и графические листы Константина Кузнецова. В семье художника остались также фотографии, письма, документы. Для работы с наследием мастера предпринимателем и коллекционером Андреем Щербининым был учрежден фонд Константина Кузнецова, который ведет свою работу с 2015 года. Основная цель организации - сохранение, восстановление и изучение произведений Константина Павловича.
Константин Кузнецов с внучкой Моник. Около 1925
Париж. Фотография. Архив семьи художника
В собрание фонда передано более трехсот произведений живописи и более ста рисунков. Архив документальных материалов, сохранившихся в семье художника, в настоящее время оцифрован и каталогизирован искусствоведами фонда.
Сотрудники фонда работают в российских и зарубежных архивах, по крупицам собирая сведения о художнике. Материалы о Кузнецове и его семье удалось найти в Нижегородском государственном архиве, Российском государственном архиве литературы и искусства, отделах рукописей Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Российском государственном историческом архиве, Государственном архиве Астраханской области, Национальном архиве Франции. Среди самых приятных находок - переписка Константина Кузнецова и Виктора Борисова-Мусатова, обнаруженная в отделе рукописей Государственного Русского музея. Исследование развивается в разных направлениях, затрагивая смежные с творчеством Кузнецова темы, например: деятельность МТХ, членом которого являлся Константин Павлович, или парижская мастерская Фернана Кормона, где Кузнецов учился вместе с Борисовым-Мусатовым.
В декабре 2018 года вышла в свет первая монография о художнике на русском языке, в которой последовательно и всесторонне раскрыта эволюция творчества Константина Кузнецова[15]. Проект осуществлен под руководством директора фонда, искусствоведа и коллекционера, специалиста по русской живописи XIX-XX веков К.Б. Ещеркина. Иллюстрирование книги стало возможным благодаря проведению масштабной реставрации.
В настоящее время фонд продолжает изучение, реставрацию и оформление картин и графических листов художника и надеется, что вслед за первым шагом по популяризации его наследия - изданием книги - будут организованы выставки, на которых зрители смогут впервые увидеть «всегда восхитительные» работы мастера.
Фото: Дарья Попова, Владимир Сигал, Ксения Ившина. Произведения живописи принадлежат коллекции основателя фонда Константина Кузнецова Андрея Щербинина, если не указано иное.
- Thiebault-Sisson F. Le Salon D’Automne // Le Temps. 1925. 3 octobre. P. 3.
- Статья М. Флорисоон опубликована в изд.: Vivier-Bronthomme M. Constantin Kousnetzoff, 1863-1936: un peintre russe en France. Saint Brieuc: Les Presses Bretonnes, 1992. P. 3-6.
- Переписка К.П. Кузнецова и В.Э. Борисова-Мусатова хранится в отделе рукописей Государственного Русского музея (ф. 27, ед. хр. 23).
- Серебрякова З. Письма. Современники о художнице. М., 1987. С. 117.
- Ростиславов А. УльтраДекадентство // Театр и искусство. 1905. № 7. С. 108.
- Thiebault-Sisson. Le Salon s’Automne // Temps, 31 octobre 1930. P.3.
- Thiebault-Sisson F. Le Salon d’Automne // Le Temps. 1930. 31 octobre. P. 3.
- Подробнее об экспозиционной деятельности К.П. Кузнецова в рамках МТХ см.: Усова Е.А. Мюнхенско-парижско-русская колония: Заметки к деятельности Московского товарищества художников в 1900-е годы // Искусствознание. 2018. № 2. С. 142-173.
- Бенуа А. Выставка Московского товарищества художников // Слово. 1905. № 40. 18 января. С. 5-6.
- Бозонкур О. Открытие выставки новаго о-ва художников // Санкт-Петербургские ведомости. 1908. 14 (27) февраля. № 37. С. 2.
- В.Э. Борисов-Мусатов - К.П. Кузнецову, 9 октября 1905 // ОР ГРМ. Ф. 27. Ед. хр. 23. Л. 5.
- В.Э. Борисов-Мусатов - К.П. Кузнецову, 20 апреля 1904 // ОР ГРМ. Ф. 27. Ед. хр. 23. Л. 1.
- Гермон М.Ю. Альбер Марке. М., 1972. С. 18.
- Дочь Елена вышла замуж в 1924 году, старший сын Александр в 1925 году отправился в армию, через несколько лет за ним последовал и младший, Михаил.
- Усово Е. Константин Кузнецов. Русский, который один из нас. М., 2018. Автор вступительной статьи - Алексей Петухов, старший научный сотрудник ГМИИ имени А.С. Пушкина.
Эскиз. Холст, масло, смешанная техника. Фрагмент
Холст, масло. 99 × 80
Фотография. Архив семьи художника
Фотография. Архив семьи художника
Холст, масло. 79,7 × 64,2
Фотография К.П. Кузнецова. Серебряно-желатиновая печать. Архив семьи художника
Эскиз. Холст, масло, смешанная техника. 74,2 × 91,3
Холст, масло. 99,7 × 81
Холст, масло. 97,5 × 130
Холст, масло. 81 × 100
Слева направо: няня с Михаилом Кузнецовым на руках, Александр Кузнецов (сидит на ступеньках), Ольга Кузнецова, мадемуазель Вайи, Елена Кузнецова, брат художника Петр Кузнецов, его супруга Лидия Васильевна, сестра художника Полина Кузнецова. 1913
Стеклянный негатив (современная оцифровка). Архив семьи художника
Бумага серая, уголь, белила. 48,1 × 26,3. ГТГ
Холст, масло. 81,5 × 100
Холст, масло. 80,9 × 100,5. Частное собрание
Холст, масло. 65,5 × 81,5
Холст, масло. 81 × 100
Холст, масло. 77,5 × 97,5
Бумага, акварель, белила, гуашь. 47,8 × 61,5. ГТГ
Холст, масло. 81 × 100. Музей Орсе, Париж
© RMN-Grand Palais (Musée d’Orsay) Stéphane Maréchalle
Холст, масло. 81 × 99
Холст, масло. 81,2 × 100
Холст, масло. 78,7 × 92
Бумага, пастель. 48 × 62. ГТГ
Стеклянный негатив (современная оцифровка). Архив семьи художника
Архив семьи художника
Фотография. Архив семьи художника