«ЖАНР» ИВАНА ШИШКИНА. Поиски и находки
Творческое наследие таких гигантов отечественной живописи, как Василий Суриков, Виктор Васнецов, Илья Репин, Иван Шишкин, изучено, исследовано и интерпретировано, казалось бы, настолько исчерпывающе, что, говоря словами Шишкина, «выучил все и учить больше нечего». Однако тем и увлекательна жизнь музейного исследователя, что обстоятельства время от времени дарят неожиданные и радостные встречи с работами известных художников, прочно забытыми и затерянными во времени либо вовсе непривычными для творчества того или иного мастера.
Для встреч с «новым Репиным», «новым Шишкиным» или «новым Васнецовым» в наше время существует благоприятная возможность. Антикварный рынок в последние полтора-два десятилетия ввел в художественный оборот множество произведений, бытовавших в частных коллекциях, «дремавших» до поры до времени и ждавших того момента, когда для них начнется новая жизнь.
Стихия рынка подчас преподносит горькие неожиданности с намеренными фальсификациями и подделками самого изощренного свойства, вводящими в заблуждение серьезных и опытных специалистов. Тем ответственнее становится момент, когда происходит встреча с неведомой до той поры подлинной картиной известного мастера.
Небольшой холст с подписью «И. Шишкин» мне сначала довелось увидеть лишь в электронном варианте. В этой работе многое было необычным для Шишкина, и прежде всего сюжет: в залитой солнечным светом комнате против большого окна молодая женщина читает письмо. Ее одежда, прическа, детали обстановки свидетельствуют о том, что представленная сцена может относиться к 1860-м или к самому началу 1870-х годов. Дата на картине — 1870 — ничуть не противоречит характеру интерьера и облику изображенной. И тем не менее насколько достоверно, что картина действительно исполнена мастером лесных пейзажей? Необходимо было видеть ее, держать в руках, «прощупать» глазами, соотнести живописную систему, приемы с подлинными работами мастера, для того чтобы ответить на главный вопрос: «Шишкин ли это?», а вслед за тем понять, как у «певца леса» появился столь необычный для него «интерьерный» сюжет. Профессиональная любознательность музейщика требовала провести исследование как можно тщательнее, постараться довести его до логического завершения и лишь тогда произнести с уверенностью утвердительное «да» или отрицательное «нет». К сожалению, картина находилась не в московском собрании, а потому не было возможности непосредственно соотнести ее с подлинными произведениями художника. Но обстоятельства благоприятствовали тому, чтобы увидеть и тщательно изучить эту работу.
Первое общее впечатление подлинности картины исходило от золотисто-теплого колорита, созвучного колористическим предпочтениям пейзажиста, особенно в начальную пору творчества. Невольно вспоминались слова Шишкина еще в бытность его учеником Императорской Академии художеств из письма родителям в Елабугу о пейзаже «Вид в окрестностях Петербурга» (1856, ГРМ), в котором «нужно было выразить теплоту воздуха и прозрачность его, влияние солнца на предметы»1. В исследуемой картине именно это качество «теплоты воздуха», преображающей самый ординарный интерьер, придает обаяние простым предметам и всему изображению в целом. В большой степени обаяние исходит и от облика молодой женщины с письмом в руках. Свет заливает ее лицо, высветляет темный тон платья, ложится пятнами на пол. Благодаря освещению и нехитрым предметам обстановки — картинам на стенах, зеленым растениям, брошенной на кушетку шали — комната наполняется уютом.
Первое впечатление от картины чрезвычайно важно, но оно не может быть единственным доказательством подлинности авторства. Ведь эта небольшая работа представляет столь редкое в творчестве пейзажиста обращение к жанру интерьера с включением портретного изображения. Данное обстоятельство осложняло проведение прямых сюжетных или композиционных аналогий. Для того чтобы по возможности найти доказательства идентичных приемов письма, необходимо было провести тщательный анализ живописной системы произведения. При внимательном рассмотрении картины мазок, его движение по форме предметов, фактурные особенности и их разнообразие оказались сопоставимы и близки живописной манере подлинных работ Шишкина. Истончившийся за многие годы красочный слой картины обнажил в некоторых местах авторский подготовительный рисунок, который хорошо «прочитывался» в складках белых занавесей, в одежде, в деталях интерьера, «выстраиваемого» художником на ранней стадии.
Важным элементом в сближении этой необычной работы с именем Шишкина стали изображенные на стене комнаты картины, сходные с работами мастера, особенно большой пейзаж с изображением стройных сосен на пригорке. Он оказался близок по общему замыслу, формату, композиции, распределению света и тени пейзажам Шишкина, исполнявшимся им на протяжении всей творческой жизни.
Помимо поиска формальных признаков сходства с подлинными работами пейзажиста желательно было найти свидетельства обращения художника к жанру интерьера. Еще в годы учебы Шишкина в Московском училище живописи и ваяния (1852—1855) начинающий пейзажист писал интерьеры комнат в доме своего наставника А.Н. Мокрицкого, ученика А.Г. Венецианова. Известно, насколько важен был интерьер в педагогической системе Венецианова, как часто его воспитанники обращались к такому роду живописи, передавая в своих произведениях неповторимое ощущение атмосферы, размеренного ритма жизни, домашнего уюта, в котором жил человек середины XIX столетия. Мокрицкий прививал своему любимому ученику многое из традиций венециановской школы, развивал у него вдумчивость, наблюдательность, внимательное отношение к самым простым вещам, будь то повседневное окружение человека или жизнь трав, цветов, деревьев.
Известен ранний рисунок Шишкина с изображением его комнаты в родительском доме в Елабуге (Дом-музей И.И. Шишкина, Елабуга), рисунок «Внутренность крестьянской избы» (ГТГ), офорт «Сени» (1890, ГТГ), живописный этюд «Деревенский двор» (конец 1860-х, ГРМ) с замкнутым «интерьерным» пространством. Наконец, Шишкин оставил замечательное живописное свидетельство вида и обстановки мастерской на Валааме, где он работал с близким другом А.В. Гине — «И.И. Шишкин и А.В. Гине в мастерской на острове Валааме» (1860, ГРМ). Будучи учениками Академии, они приезжали туда каждое лето. Об обжитости мастерской, о том, что художники из года в год проводили здесь летние месяцы, свидетельствуют даты, поставленные на картине: 1858-59-60. Таким образом, интерьерные изображения, хоть и не часты у Шишкина, но не единичны. Кроме того, многие из его лесных пейзажей представляют собой замкнутые природные пространства, своеобразные лесные интерьеры. Шишкин нередко вводил в «чистые» лесные пейзажи изображения людей или целых групп, зачастую передавая портретное сходство отдельных персонажей, как это сделано в картине «Прогулка в лесу» (1869, ГТГ): в молодом мужчине, ведущем под руку даму, можно узнать самого автора.
В литературе о Шишкине встречаются упоминания о неизвестной нам работе «В квартире художника» (холст, масло. 65 х 54). В 1950-е годы она находилась в частном собрании в Ленинграде. Ее включил в список произведений Шишкина исследователь творчества художника И. Пикулев2. Наконец, чешский историк искусства Владимир Фиала в каталоге «Русская живопись в собраниях Чехословакии» приводит описание работы «Перед зеркалом», соответствующее картине, о которой идет речь: «Угол комнаты. Слева над туалетным столиком висит высокое зеркало с рамой, украшенной растительным орнаментом. Далее в перспективе стены заметно окно, завешенное белыми прозрачными занавесями, за которыми видны комнатные растения. В самом углу стоит столик, а перед фронтальной стеной — штофное кресло. На стене висят три картины: в самой большой можно предполагать лесной пейзаж Шишкина. Между столиком и креслом — лицом к окну — стоит молодая женщина в длинном платье, она держит в руках письмо. Распечатанный конверт лежит у ее ног. Картина написана в светлых тонах желтого, коричневого и зеленого; цвета, так же как и тщательность живописи, заставляют отнести ее к 1860-м гг. В интерьере хорошо передан солнечный свет, проникающий сквозь занавески и яркими пятнами падающий на пол через разрыв между ними»3.
Казалось бы, круг исследования благополучно завершился, но окончательно сомнения в авторстве художника развеялись благодаря обнаруженному в личном архивном фонде Шишкина автографу художника с перечислением фотографий картин, находившихся в его мастерской. Напротив каждой отснятой работы художник сделал легкий карандашный рисунок. Под № 2 значится «Жанр» и зарисовка картины4, которую мы назвали «Перед зеркалом. За чтением письма».
Открытие «нового», неведомого нам ранее Шишкина состоялось. Предстояло реконструировать историю возникновения работы, поставить ее в определенный ряд произведений художника и, наконец, дать имя изображенной даме. Очень хотелось увидеть в ней жену Шишкина, тем более что обстоятельства жизни мастера давали к этому повод.
1870 год, когда была исполнена картина, в творческой и личной судьбе художника складывался вполне удачно. В самом конце 1869-го П.М. Третьяков приобрел полотно «Полдень. В окрестностях Москвы», положившее начало основательной коллекции произведений художника в Третьяковской галерее. Весной 1870-го Шишкин получил первую премию Общества поощрения художников за пейзаж «Ручей в лесу» (Одесский художественный музей), осенью стал одним из учредителей Товарищества передвижных художественных выставок, а еще в середине лета получил заказ на исполнение большого альбома акварельных видов Нижнего Новгорода для поднесения императору Александру II. В связи с этим заказом пейзажист на несколько месяцев уехал из Петербурга.
Сравнение изображенной на картине молодой женщины с фотографиями Евгении Александровны Шишкиной (урожденной Васильевой) дает право утверждать, что художник сделал ее героиней своего произведения.
В 1866 году он близко сошелся с юным и в высшей степени талантливым пейзажистом Ф.А. Васильевым, который стал первым его учеником. Вскоре Шишкин познакомился со всей семьей Васильевых, в том числе с родной сестрой своего одаренного друга. Евгения Александровна и Иван Иванович обвенчались в октябре 1868 года, в 1870-м у них родилась дочь Лидия, а в 1871-м — сын Владимир. По воспоминаниям близких Шишкину людей, «по своему характеру Иван Иванович был рожден семьянином; вдали от своих он никогда не был спокоен, почти не мог работать, ему постоянно казалось, что дома непременно кто-нибудь болен, что-нибудь случилось»5. В устройстве домашней жизни «он не имел соперников, создавая почти из ничего удобную и красивую обстановку»6. Шишкин с большой теплотой относился к жене и детям, для которых был нежным, любящим отцом. Недолгие годы жизни с Евгенией Александровной прошли в тихой и мирной работе, но в свободные дни и вечера в доме часто собирались друзья, устраивались игры, и «Иван Иванович был самым радушным хозяином и душой общества»7.
Летом, уезжая работать на Валаам, в окрестности Москвы, к родным в Елабугу, он с нетерпением ждал писем от «милой Жени», сердился и переживал, если они задерживались. Когда в 1870 году Шишкин уехал на летние месяцы в Нижний Новгород, он умолял жену писать чаще, беспокоясь о ее здоровье. Евгения Александровна начала прихварывать уже в первый год замужества8.
Подробности семейной жизни Шишкина объясняют естественность появления у него столь неожиданной для пейзажиста работы. Она могла быть написана как своеобразное утешение для самого художника и его преданной и любящей супруги. Картина носит очень личностный и даже интимный характер.
История бытования этого произведения свидетельствует о том, что оно многие годы находилось в доме Шишкиных, затем хранилось у Лидии Ивановны Шишкиной, в начале 1930-х годов было продано известному чешскому коллекционеру Миллерову, а после его смерти хранилось у его вдовы9.
В этом полном обаяния произведении удивительным образом соединились уроки, усвоенные Шишкиным от Мокрицкого, традиции венециановского интерьерного жанра и еще более давняя «память» об искусстве «малых голландцев» с их любовью к домашнему уюту и размеренному течению жизни. «Жанр» Шишкина расширяет наше представление о границах дарования, художественных интересах мастера могучих лесных пейзажей и вносит еще один существенный и важный акцент в творческое наследие выдающегося пейзажиста.
- Иван Иванович Шишкин: Переписка. Дневник. Современники о художнике / сост., вступ. ст и примеч. И.Н.Шуваловой. Л. 1978 (Мир художника). С. 44 (далее - Переписка).
- Пикулев И. Иван Иванович Шишкин. 1832-1898. М., 1955.С. 219.
- Фиала В. Русская живопись в собраниях Чехословакии. Л., 1974. С. 143, № 461 (далее - Фиала).
- Научно-библиографический архив РАХ. Ф. 39 (ИИ. Шишкин). Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 1.
- Переписка. С. 311.
- Там же.
- Там же.
- Евгения Александровна (1847-1874), как и ее младший брат, умерла от чахотки. Уход из жизни этих близких ему людей Шишкин глубоко и тяжело переживал.
- См. Фиала. С. 143.
Холст, масло. 58 × 39. Фрагмент. Частное собрание
Фотография. Начало 1870-х
Этюд. Бумага, масло. 29 × 36,5. ГРМ
Холст, масло. 102,3 × 78,7. Частное собрание
Холст, масло. 55 × 77. ГРМ
Холст, масло. 66,5 × 96. ГРМ
Холст, масло. 31,5 × 41,5. ГРМ
Холст, масло. 34,3 × 43,3. ГТГ
Холст, масло. 59 × 48. ГРМ
Холст, масло. 105 × 153. ГРМ
Травленый штрих, пропечатывание, рулетка. 20,6 × 13,3. ГТГ
Травленый штрих, рулетка, акватинта. 30,3 × 20,4. ГТГ