Оскар Рабин. Возвращение

Вера Головина

Рубрика: 
ВЫСТАВКИ
Номер журнала: 
#4 2008 (21)

Осенью 2008 года в Третьяковской галерее состоялась персональная выставка произведений Оскара Рабина, приуроченная к 80-летию одного из лидеров российского неофициального искусства второй половины XX века. Этот самый полный и масштабный ретроспективный показ работ художника в России был организован в рамках серии монографических выставок «Возвращение мастера», основной темой которых является деятельность художников, родившихся, получивших образование и ставших известными в советское время, но по тем или иным причинам покинувших родину.

Несмотря на долгие годы жизни во Франции, Рабин остался художником русских традиций в искусстве: исповедальность и надрыв, созерцательность как принцип размышления и острота взгляда в выборе предметного ряда, способность к глубоким ассоциациям представляют его как художника, посвятившего свое творчество размышлениям о социальной драме отечества сквозь призму собственного жизненного пути.

На выставке демонстрировались живописные и графические работы из собраний Третьяковской галереи, Русского музея, Государственного центра современного искусства, Московского музея современного искусства, Музея личных коллекций, Музея искусств Джейн Вурхис Зиммерли (университет Ратгерс, Нью-Джерси), Фонда Дины Верни (Музей Майоля, Париж), российских и зарубежных частных коллекций.

Несмотря на последовательное противостояние официальной художественной доктрине, классик нонконформизма Оскар Рабин избрал путь фигуративного искусства.

Предпочтение той или иной традиции определяется прежде всего личной склонностью художника, но важную роль в процессе формирования индивидуального стиля играет и школа. Рабин получил хоть и неполное, но классическое художественное образование: сначала — в стенах рижской Академии художеств (1944—1947), затем — в Московском институте имени В.И. Сурикова (1948-1949).

Рабин принадлежит к поколению, отрочество и юность которого пришлись на военное лихолетье. Его современники - художники нескольких разновекторных течений, сложившихся в послевоенное время и олицетворяющих для большей части ителлектуальной общественности бурные годы хрущевской «оттепели». За рубежом искусство второй половины XX века принято называть Art after the Second World War, что, пожалуй, наиболее точно отражает суть мировосприятия многих художников, творчество которых складывалось в 1950-е—1960-е годы.

О трагических событиях военных лет, сиротстве, скитаниях, нищенском существовании в послевоенные годы, голоде, отчаянии и попытках самоубийства Рабин рассказывает в книге «Три жизни»[1]. Литературной манере повествования присущи интонации, схожие с живописью мастера. Автор не принуждает читателя сопереживать, он будто наблюдает за собой со стороны. Подобный взгляд заставляет читателя еще отчетливее осознать весь ужас и абсурд пережитого. Эта отстраненность от реальности в изображении самых обычных предметов и событий стала одной из составляющих образного языка, созданного художником.

Лампы, бараки, рыбы, марки, этикетки, монеты, паспорта — вещи, некогда окружавшие людей, возведены автором в степень самоценных иконографических сюжетов, едва укладывающихся в рамки какого-либо жанра. «Три крыши» (1963) — одна из лучших работ в ряду урбанистических антитез соцреалистическому индустриальному пейзажу, к которым можно отнести «Город с рыбой», «Ночь», «Бутылки, бараки и кран № 2» (Музей искусств Джейн Вурхис Зиммерли). «Луна и череп» (1973) продолжает тему vanitas — вечную тему превратности и тщетности бытия, возникшую в ранних произведениях Рабина. Зримый тезис mementomori достигает здесь почти нарочитой знаковости, отраженной уже в самом названии. Стремление превратить художественное произведение в знак и, наоборот, сделать определенный набор материальных условностей человеческого существования, таких как почтовые открытки, дорожные знаки и документы, художественным произведением привело к созданию поп-артовских работ, к числу которых принадлежит и картина «Один рубль» (1967). Особая техника, которую использует Рабин, смешивая масляные краски с песком, придает изображениям почти осязаемую объемность.

Индивидуальное кредо мастера формировалось в творческом содружестве, условно называемом «Лианозовская школа», хотя такой школы с точки зрения определенной художественной традиции не существовало. Вместе с тем Рабин, как никто другой, сумел аккумулировать в своем творчестве общую, едва уловимую интонацию, связывающую поэтов и художников лианозовского круга. Представление о Лианозовской группе как о творческом союзе единомышленников верно в большей степени лишь в контексте дружеских и родственных отношений, общности мироощущений, связывающих художников и поэтов, объединившихся вокруг Евгения Леонидовича Кропивницкого[2].

Первая встреча Оскара Рабина и Евгения Кропивницкого произошла во время войны, когда Рабин, еще подросток, не уехавший в эвакуацию из-за болезни матери и вскоре осиротевший, решил записаться в художественную студию. «...В каком-то объявлении я прочел, что в Доме пионеров открывается живописная студия. Пошел туда. Узнал, что студией руководит Евгений Леонидович Кропивницкий и что записалось туда всего три ученика. Столько же записалось и в поэтическую секцию, которой руководил тоже Евгений Леонидович»[3]. По словам поэта Всеволода Некрасова, возникшая позже из этого небольшого круга близких по духу людей Лианозовская группа «была и не группа, не манифест, а дело житейское, конкретное. Хоть и объединяло авторов, в конечном счете, в чем-то сходных».

Об этом творческом союзе более определенно можно говорить именно с точки зрения общности тем и поэтического языка. Для художников, как и для поэтов, это был дружеский и семейный круг. Собирались сначала у Кропивницкого и его жены художницы Ольги Ананьевны Потаповой, а затем — у Оскара Рабина, переселившегося вместе с Валентиной Кропивницкой (дочерью Кропивницкого и Потаповой) в бывший лагерный барак, располагавшийся неподалеку от железнодорожной станции «Лианозово». Здесь часто бывали Николай Вечтомов, Лидия Мастеркова, Владимир Немухин, Лев Кропивницкий, сын Евгения Леонидовича, пришедший с войны в 1945 году и попавший в лагеря в 1946-м.

Оскар Рабин — единственный, кто сплавил в своем искусстве поэтический сюжет и экспрессивную выразительность, свойственную художникам и поэтам лианозовского круга, создав тем самым собственный индивидуальный образный язык.

Как и поэты-лианозовцы, мастер всегда говорил, что пишет то, что видит вокруг. «Я рисую то, что вижу. Я жил в бараке, многие советские граждане тоже жили в бараках, да и теперь живут. Сейчас я переехал в блочный дом и рисую кварталы блочных домов, которые меня окружают»[4]. Ключевым в этом высказывании является, пожалуй, слово «вижу». Художник совершенно особенным образом умеет видеть простые бытовые предметы.

Прием прибавления дополнительного смысла к увиденному, использованный еще во время учебы у Кропивницкого и преобразованный позднее, стал частью индивидуального метода Рабина. В зрелых произведениях он проявлен с особым мастерством в таких работах, как «Самовар Немухина» (1964) и «Примус Глезера» (1968). Художник не создает портретов своих друзей и не пишет просто натюрмортов. Автопортреты и изображения людей появляются в художественном пространстве его полотен только как вторичные свидетельства их существования, запечатленные в фотографиях, документах или оправленные в почтовые марки, игральные карты и дорожные знаки.

Для Рабина тяготы послевоенных скитаний запечатлелись в воспоминаниях о мире, где существуют определенные условности, где документ может оказаться важнее человека и для того, чтобы не исчезнуть, необходимо засвидетельствовать свое существование паспортом. Сила этой «условной» несвободы такова, что даже на кладбище необходима виза[5]. Несмотря на то, что в произведениях Рабина не чувствуется нарочитого социального пафоса, присущего высказыванию от лица некоего обличителя, они зачастую воспринимались современниками как очернительство действительности либо звучали как социальный протест, что отчасти было условием тонкой игры затеянной художниками и властью.

К решающему шагу в овладении собственной художественной стилистикой Рабина подтолкнуло желание участвовать в выставке, проходившей в рамках Всемирного фестиваля молодежи в 1957 году. На первом отборе работ художник потерпел неудачу, вторая попытка также не принесла ожидаемых результатов, однако представленные картины вызвали живую реакцию членов жюри. В итоге на выставку приняли лишь одну работу Рабина с изображением скромного букетика полевых цветов, выполненную в мало известной технике монотипии. Художник получил за нее почетный диплом, благодаря которому ему вскоре удалось, оставив тяжелую работу десятника на Северной водопроводной станции, устроиться на Декоративно-оформительский комбинат, где уже работали Николай Вечтомов, Владимир Немухин и Лев Кропивницкий. Впервые в жизни у Рабина появилась возможность зарабатывать на хлеб с помощью кисти и карандаша и активно включиться в кипевшую в художественных кругах культурную жизнь. Это было время наибольших социальных послаблений хрущевской «оттепели».

Стремление вырваться из узкого круга единомышленников и почитателей и расширить аудиторию не только для себя, но и для близких по духу художников побудило Оскара Рабина в мае 1958 года открыть двери своего барака для всех желающих. Неофициальное признание («приемные дни» в Лианозове имели огромный успех) сменилось официальной немилостью. В 1960 году в газете «Московский комсомолец» появилась статья Р. Карпель «Жрецы помойки № 8». В 1974 году закончилась скандалом организованная по инициативе Рабина «Бульдозерная выставка». Попытка властей взять под контроль «неудобных» художников вынуждала многих из них покидать Россию.

В 1978 году Рабин вместе с семьей уехал по гостевой визе во Францию. Это путешествие стало дня него вынужденной эмиграцией, поездкой в один конец. По истечении полугода художник был лишен советского гражданства. Лишь в 2006 году ему выдали российский паспорт.

Созданные во Франции работы — ряд иконографических сюжетов, возникших еще в России, но окрашенных иным эмоциональным звучанием. «Картины на русские темы, которые иногда я пишу и сейчас — не ностальгия. Эти картины-воспоминания — просто память о прошлом. Ведь его, каким бы оно ни было, из сердца не выкинешь»[6].

Основные изобразительные слагаемые художественного пространства Рабина выстроены по принципам экспрессионистской эстетики. Его творчество в контексте искусства постмодерна предстает редкой версией постэкспрессионизма с акцентом не просто на манифесте субъективного, но на его объективизации. Его субъективное видение способно приоткрыть внимательному зрителю мир множества людей, живших after the Second World War, хотя и выживших, но словно бы уже и не существующих, обитающих за пределами дозволенной действительности.

Работы Оскара Рабина заняли достойное место в залах Третьяковской галереи на Крымском Валу, где в 2007 году открылась новая экспозиция искусства XX века. Соседство произведений художника-нонконформиста с полотнами официальных советских мастеров убеждает зрителя в том, что его творчество является частью культурного наследия отечественного искусства XX века, без которой общая картина времени была бы неполной.

 

  1. Русскому изданию 1986 года предшествовал французский вариант: Oscar Rabine. Lartiste et les bulldozers. Etre peinntre en USSR. Paris, Editions Robert Laffont, 1981.
  2. Е.Л.Кропивницкий (1893-1978) был в свое время увлечен идеями Серебряного века. Среди его друзей и близких знакомых были поэт и переводчик Арсений Альвинг, активно пропагандировавший поэзию И.Ф. Анненского, поэт Юрий Верховский, художники Павел Кузнецов, Роберт Фальк, Александр Тышлер. Однако позже Кропивницкий отказался от увлечений молодости. В его поэтический сборник вошли только стихотворения, созданные после 1937 года. Художественное образование Кропивницкий получил в Строгановском училище, которое окончил в 1911 году.
  3. Рабин О.Я. Три жизни. Книга воспоминаний. Париж-Нью-Йорк, 1986. С. 11.
  4. Там же. С. 55.
  5. «Виза на кладбище» - название живописных работ 1994 и 2004 годов.
  6. Рабин О.Я. Три жизни. Книга воспоминаний. Париж-Нью-Йорк, 1986. С.168.

Иллюстрации

Оскар Рабин
Оскар Рабин
Фотография предоставлена Фондом U-ART
Пейзаж с осенними листьями. 1991
Пейзаж с осенними листьями. 1991
Холст, масло, рельеф. 54 × 45. Собственность автора
Три крыши. 1963
Три крыши. 1963
Холст, масло. 89,5 × 109,5. ГТГ
Пиво «Kronenbourg». 1978
Пиво «Kronenbourg». 1978
Холст, масло. 70 × 80. Собственность автора
Ура-2. 1991
Ура-2. 1991
Холст, масло, смешанная техника. 130 × 195. ГТГ
Виза на кладбище. Pere Lachaise. 2006
Виза на кладбище. Pere Lachaise. 2006
Холст, масло. 88 × 170. Собственность автора

Вернуться назад

Теги:

Скачать приложение
«Журнал Третьяковская галерея»

Загрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в App StoreЗагрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в Google play