«Душой живу больше в Охотине...»

«Мы все из детства» — не без основания полагал Ф.М. Достоевский. Во всяком случае, это утверждение вполне применимо к биографии Константина Алексеевича Коровина. Родился художник в купеческой, когда-то преуспевающей, но после смерти деда полностью разорившейся семье, и потому перешедшей в мещанское сословие. Будучи мальчиком, он не сразу заметил и осознал случившуюся семейную трагедию и с огромной радостью воспринял вынужденный переезд родителей из городского обустроенного дома на окраину Москвы, где отец нашел для себя работу. Предоставленный сам себе Константин целые дни пропадал на охоте со своим новым товарищем Дубининым, любимой собакой Дружком и настоящим охотничьим ружьем, подаренным отцом. Позже вернувшись в Москву и поступив вслед за своим братом Сергеем в Училище живописи, ваяния и зодчества, Коровин постоянно будет вспоминать жизнь среди природы, намериваясь вновь вернуться в деревню.

Зто желание Коровина смогло осуществиться лишь в начале 1897 года, когда он приобрел у своего друга и покровителя С.И. Мамонтова землю в пустоши Ратухино во Владимирской губернии на берегу реки Нерль¹. С этого времени небольшая деревня Охотино — так называлось место, где художник обосновался — стала своеобразным «центром мироздания», заповедным «мысом Доброй Надежды», мечтой его детства.

«Речка Нерля, — писал он в одном из рассказов, — была маленькая, как ручей, она шла по лугу близ дома моего, извиваясь в камышах и кустах, переходя в большие плесы, которые лежали по низу луга, у самого леса. Какая красота была в этих бережках и в этих светлых струях вод кристальной речки... Плескались золотые язи. Зеленые стрекозы летали над камышом. Ласточки со свистом носились над рекой и острыми крылышками задевали воду. Каким разнообразным пением птиц, какими звуками был полон красивый бор. Цветами был покрыт луг, и мне казалось, что это рай»².

В середине 1890-х годов Коровин уже вполне мог себе позволить совершить серьезную покупку. В 1896 году художник оформил целый ряд крупных постановок в Русской частной опере С.И. Мамонтова, среди них оперы А.Н. Серова «Рогнеда», А.П. Бородина «Князь Игорь» (совместно с С.В. Малютиным) и Н.А. Римского-Корсакова «Псковитянка» (совместно с А.М. Васнецовым). Имя художника как опытного декоратора было хорошо известно в России. В этом же году Коровин получил признание в качестве архитектора, экспозиционера и автора монументальных панно. Живописец создал неповторимый облик павильона Крайнего Севера на Всероссийской промышленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде, осуществив грандиозный проект С.И. Мамонтова. Удачно складывалась и его выставочная судьба. Коровин стал участником XXIV выставки Товарищества передвижных художественных выставок и XVI выставки Московского общества любителей художеств, где представил несколько своих произведений, в том числе «Бумажные фонари» (1896, ГТГ)³. На картине изображена двадцатитрехлетняя Анна Яковлевна Фидлер (1872 (1873?)— 1947) — хористка Русской частной оперы, ставшая в 1897 году супругой художника. В конце июня этого года у них родился сын Алексей (1897—1950).

Коровин не сразу обстроился в Охотине. Сначала он снимал избу у ярославского мужика Ивана Васильевича Блохина в живописной деревне Старово, расположенной на противоположном высоком берегу Нерли. Позже у него же останавливались коровинские друзья, любившие приезжать сюда, чтобы поохотиться и половить рыбу. Этот дом, судя по сохранившейся фотографии, запечатлен на картине К.А. Коровина, получившей ошибочное название «Уголок в провинции. Улица в Переславле» (1905, ГРМ).

По воспоминаниям С.А. Виноградова, только на следующий год в Охотино «явились плотники, застучали топоры, из Москвы приехал большой красивый камин, и к середине лета готова была просторная мастерская и две жилые комнаты. .. .А на следующий год построился рядом второй зимний домик»⁴.

Небольшой дом из сосны, в заметно перестроенном виде, сохранился до наших дней. Один из его фасадов, менее пострадавший от переделок, по внешнему облику напоминает усадьбу Лариных, изображенную Коровиным на эскизе декорации к опере П.И. Чайковского «Евгений Онегин». С одной из сторон к зданию примыкала большая терраса. Сначала она была открытая и напоминала вместительную террасу на даче В.Д. Поленова в Жуковке, где Коровин написал свою знаменитую картину «За чайным столом» (1888, Государственный мемориальный историко-художественный и природный музей-заповедник В.Д. Поленова). Подобные полужанровые композиции художник создавал и здесь. «А бывало так, — писала Н.И. Комаровская, — сидим большой компанией летом на террасе дачи вокруг стола, горит под желтым абажуром лампа, у кого-то в руках гитара, кто-то поет, Коровин в стороне пишет»⁵. Так появлялись картины, на которых запечатлевались моменты шумного, вечернего досуга в окружении близких друзей. Однако чаще художник изображал анонимных персонажей, в раздумье сидящих на террасе дома на фоне открывающихся красивых пейзажных далей.

Чуть позже Коровин застеклил террасу и по-прежнему продолжал на ней работать. Именно здесь рождалось одно из лучших коровинских произведений «Терраса» (1914, Таганрогский художественный музей). И.Ф. Шаляпина, дочь знаменитого певца, вспоминала: «Две женские фигуры — я и сестра, одетые в платье «ампир», за стеклами террасы чудная синяя коровинская ночь. Константин Алексеевич пишет при свете фонаря «летучая мышь», пишет и все хвалит платья. «Вот, девочки, как одеваться надо, а то короткие юбчонки и шляпки на глаза». И дальше начинался фантастический рассказ. Мы, как зачарованные, слушали и позировали, а Константин Алексеевич рассказывает и пишет, но так энергично кладет мазки, что мольберт вздрагивает»⁶.

С не меньшей любовью он запечатлевал внутренности дома, его скромную обстановку с простой мебелью и разбросанными охотничьими принадлежностями, как в работе «Интерьер. Охотино» (1913, Государственный Русский музей). Ночью при свете зажженных свечей и отблесков на золотистых стенах дома от пламени горящих в камине дров, при контрасте с видимым из окна таинственным силуэтом леса, застывшим в зимних сумерках комната на его картинах преображалась. Нередко обитателями мастерской становились прекрасные, задумчивые дамы, часто поющие под гитару, как на картинах «Дама с гитарой» (1911, Костромской Государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник) или «Девушка с гитарой» (1916, Вологодская областная картинная галерея). Именно в Охотине возникает в творчестве художника особый жанр, получивший название «ноктюрн».

В конце 1890-х годов, по словам Е.Д. Поленовой, Коровин стал серьезно задумываться над тем, как сделать так, «чтобы выходила не живопись, а музыка»⁷. Чувственная, поистине эпикурейская натура художника требовала соответствующего настроения, стремясь наполнить произведения богатым эмоциональным содержанием. Именно музыкальности, поэтичности, романтической взволнованности живописец добивался в серии подобных ночных жанровых композиций. Из его рассказов можно узнать, какие он при этом испытывал ощущения: «Ярко горит хворост в камине. Огонь веселит освещенные стены моей деревенской мастерской. И как красиво блестят золотые с синим фарфоровые вазы, стоящие на окне, за которыми видны темные силуэты высоких елей. Все кругом одна симфония весенней ночи: вазы на посинелом стекле, темные ели, фигура молодой чужой женщины — все сливается в одно: ночь. И краски, которые я кладу на холст, звучат в разнообразии, и сущность живет в моем очаровании от окружающего молчания ночи»⁸.

В гости к Коровину в Охотино поработать и отдохнуть часто приезжали Ф.И. Шаляпин, В.А. Серов, С.А. Виноградов, А.М. Горький, музыкальный критик Н.Н. Куров, композитор Ю.С. Сахановский, ставшие впоследствии главными персонажами его охотничьих повествований. Некоторые картины мастера также рассказывают об их беззаботных забавах на рыбалке и охоте. Написанные с нескрываемым юмором и озорством такие произведения, как «Утро. Охотничья палатка» (1914, ГТГ) или «Рыбаки» (1914, частное собрание) имеют авторские подписи: «Щука, 22 фунта 1 арш. 7 верш.» или «А леща тебе Блюменталь не поймать!».

В нескольких верстах от коровинской дачи на берегу реки Нерли находилась старая водяная мельница Новенькая. Она стояла в глуши в уединенном и очень красивом месте, «среди спелой желтой ржи с синими васильками», как впоследствии писал художник. Очень любили туда ездить художники на рыбную ловлю. Такую поездку Коровин описывал в одном рассказе: «На Новенькую мельницу мы взяли с собой походную палатку, закуски, краски, холсты. Все это в отдельной телеге. А сами ехали в долгуше, и с нами приятель мой рыболов и слуга Василий Княжев, человек замечательный. .Проезжали мимо погоста, заросшего березами, где на деревянной церкви синели купола и где Шаляпин в овощной лавке накупил баранок, маковых лепешек, мятных пряников, орехов. Набил орехами карманы поддевки и всю дорогу с Серовым их грыз. Новенькая мельница стояла у большого леса. По песчаному огромному бугру мы спустились к ней. Весело шумели, блистая брызгами воды, колеса. .Мы сидели с Серовым и писали вечер и мельницу красками на холсте. А Никон Осипович с Шаляпиным сидели за столом у палатки, пили водку и пели «Лучинушку»⁹.

В этом отрывке упомянуты частые спутники Коровина: Валентин Серов, Федор Шаляпин и никому не известный мужик Василий Княжев. Именно о нем писала Комаровская: «Был у него приятель Василий, горький пьяница, но большой знаток по части рыбной ловли. Зимой Василий скитался по ночлежкам, пробавляясь случайным заработком, но весной он оживал»¹⁰. С этим человеком Коровина объединяла любовь к природе и огромная страсть к рыбной ловле. Часто зимой Василий навещал художника в московской квартире, где они вместе мастерили рыболовные снасти. «Искусно выточенные поплавки, окрашенные в яркие цвета, донные удочки, покрытые золотисто-коричневым лаком, с бронзовыми бубенчиками, элегантные подсачки с хитро сплетенной сеткой, — вспоминала Надежда Комаровская, — вызывали восхищение у специалистов-рыболовов»¹¹. Об этом увлечении Коровина также вспоминал С.А. Виноградов: «Мы с Коровиным красим и лакируем поплавки, и они чуть не сотней висят на протянутых веревочках вдоль стен и сохнут. Окрашены были поплавки изумительно красиво по тональности, гаммами, залюбуешься прямо, но летом на практике оказались негодными — не видны на воде. Пришлось вернуться к самым банальным краскам, красно-зеленым и красно-белым поплавкам»¹².

Из пойманной рыбы художники по очереди готовили уху, сохраняя рецепты приготовления в тайне друг от друга. Особенно вкусная она получалась у Серова, во всяком случае, так считал Коровин. Простая охотничья трапеза, романтика ночного костра, запахи полыни, преющих осенних листьев, стрекотание кузнечиков, бесконечные разговоры на разные темы создавали особую атмосферу, которую художник не мог забыть до конца своих дней, находясь в эмиграции. Как вспоминала художница Л.Г. Голова, «здесь (у костра — О.А.) высказывались иногда самые сокровенные мысли, самые заветные тайны. И этот костер, и эта прекрасная ночь давали художникам покой и силы для новых работ»¹³.

Не удивительно, что в Охотине менялся и внешний вид художника. Приезжая сюда, он облачался в простые и удобные охотничьи костюмы и «как бы соединялся, сливался с окружающими темными молчаливыми елочками и соснами»¹⁴. Именно таким изобразил Коровина на одном из своих полотен В.А. Серов¹⁵.

В 1905 году после долгих упрашиваний Коровин продал значительную часть имения Ф.И. Шаляпину, выговорив для себя, по словам В.А. Теляковского, условия пожизненно пользоваться своим маленьким домиком, «ибо к месту этому привык, его очень любил и не хотел с ним расставаться»¹⁶. По плану и рисункам К.А. Коровина для Шаляпина был построен большой деревянный дом в русском стиле. Впоследствии художник об этом писал: «Место, где строился дом Шаляпина по моему проекту, называлось Ратухино. Строил его архитектор Мазырин, по прозвищу Анчутка. Шаляпин принимал горячее участие в постройке, и они с Мазыриным сочинили без меня конюшни, коровники, сенной сарай — огромные скучные строения, которые Серов назвал слоновники»¹⁷.

Благодаря Охотину в творчестве Коровина отчетливо зазвучала тема деревенского пейзажа, впервые обозначенная им в одном из самых проникновенных произведений — картине «Зимой» (1894, ГТГ). В дальнейшем небольшие холсты с избами, высокими сарайчиками, покрытыми снегом, покосившимися заборами и лежащими около них поленицами дров стали постоянными атрибутами выставок Союза русских художников. Иногда коровинский пейзаж оживлялся незатейливой жанровой сценкой. Эти полотна рождались спонтанно и легко, так же как его проза. «И вздумал я написать с крыльца дома зимний пейзаж. Взял мольберт, холст, краски и начал писать. Большие березы кладут синие тени по снежной крыше сарая, бревна стен освещены солнцем. Розвальни около ворот, кусок зеленоватого сена, дедушка, рваный, в линялой шапке, белая бородка и красный вязаный шарф. А вдали леса, леса. Такая красота»¹⁸. Так описывал процесс создания своих произведений сам художник.

Если картины Коровина 1890-х годов написаны в спокойной и гладкой манере, то в 1910-х годах его творческий почерк изменился. Теперь он стал работать обобщенно, используя яркие краски и темпераментный фактурный мазок. Лишь на расстоянии цвета сливались в единое, гармоничное целое, выявляя объем и композицию. Особенно это заметно на примере таких произведений, как «Охотино. Дети» (1913) и «Охотино. Солнечный день» (1915) (обе — частное собрание).

Любовь к простой деревенской жизни, к крестьянину нашли отражение в творчестве художника. Эта любовь согревала его на чужбине, когда, вспоминая прежнюю Россию, он писал свои замечательные рассказы. Многие из них начинались фразой «хорошо. в деревне», а заканчивались «мне всегда хочется поехать в деревню: там мои приятели охотники-крестьяне».

В.А. Теляковский, прекрасно знавший Коровина, отмечал, что он обожал часами беседовать с крестьянами, особенно с рыболовами. «В беседах этих, — пишет он, — было масса искреннего юмора, большое знание русского человека и необыкновенно тонкое наблюдение над своеобразным русским умом»¹⁹. Видимо, поэтому в деревенских пейзажах Коровина столько любви к человеку, к своей земле и Отечеству.

Произошедшую в стране революцию, как и впоследствии эмиграцию, художник переживал очень тяжело. В одном из рассказов он откровенно писал, что ему «трудно было расставаться с деревенским домом и садом, хотя многое в нем было уже разграблено»²⁰.

В 1918 году К.А. Коровин был занесен в список помещиков, частных владельцев и нетрудовых пользователей Переяславского уезда Владимирской губернии. В бумагах описи имущества имения, опечатанного после его отъезда за границу, которые хранятся вместе с другими важными документами во Владимирском областном архиве, перечислена оставшаяся к тому времени собственность художника: «.дом деревянный, сарай каретный и конюшня, крытые деревом, погреб, кровать железная с матрасом, 3 стола, 5 стульев, самовар легкой меди, маленькие часы в виде будильника, медный чайник, лодка ялик»²¹ . Некоторые предметы из этой простой обстановки, в частности стулья и керосиновая лампа, сейчас находятся в Переславль-Залесском Государственном историко-архитектурном и художественном музее-заповеднике.

Однако в том же 1918 году жить в Охотине было небезопасно, и семья Коровина переезжает в Тверскую губернию, где сначала поселяется на озере Удомля, а затем в Островне Вышневолоцкого уезда в усадьбе Ушаковых. Здесь в жуткой нищете, при отсутствии продуктов питания и материалов для работы художник пребывал до лета 1921 года. В следующем году он начал серьезно задумываться о возможности выезда в Европу. Поводом для поездки послужили организация персональной выставки и необходимость лечения сына.

Это решение художника нашло отражение в бумагах, находящихся в том же архиве. Сохранилась копия отношения Центральной комиссии по борьбе с последствиями голода при ВЦИК от 29 ноября 1922, удостоверяющая в том, что Особым комитетом заграничных артистических турне и художественных выставок при Наркомпросе К. Коровин командирован за границу «для устройства выставки картин своей кисти, с отчислением процентов с нее на борьбу с последствиями голода РСФСР, на срок 6 месяцев». На время этой поездки все его имущество, находящееся в деревне Охотино, должно было оставаться неприкосновенным до его возвращения²². Право на пользование земельным наделом и постройками сохранялось за Коровиным и Шаляпиным по особому распоряжению ВЦИК до 1924 года²³. Только 10 февраля 1925 года Коровин был признан подлежащим выселению из имения Охотино как пользователь «хозяйства, не сохраняющего трудового землепашества в связи с наемным трудом и не оформившего свое землепользование в порядке соответствующего циркуляра»²⁴.

Выезжая за границу временно, художник так и остался там до конца своих дней. Поселившись в Париже, он постоянно в мыслях возвращался к милым ему российским образам. «Конечно, хотя я пишу и Париж, пишу красками и нахожусь в Париже, но душой живу больше в Охотине, — писал художник, — и вижу, как теперь опали листья сада, пахнет сыростью, землей и осенними листьями, а в бочку кладут рубленую капусту и засаливают грузди, и будто я ем рыжики в сметане. У сарая нахохлились от дождя куры. Дорога грязная и в воздухе слышен запах дыма от овина и стучат цепи — молотят рожь»²⁵.

Особое чувство грусти и ностальгии доносится из последних писем Константина Коровина сыну известного певца Федору Федоровичу Шаляпину. «Вспоминаю я всегда Охотино. Какая природа, леса, речка. Помнишь — речка Рекша. Я ходил купаться на нее. Стрекозы летали зеленые, пахло лугом, водой и лесом. Не рай ли это был! А мужики разве были плохие люди? Добрые люди. Ах, как оболгали Россию. Много отнял у меня времени театр. Лучше бы я писал картины. Несказанную поэзию русской природы. Но великие идеи «искателей справедливости» кончили жизнь. Я, в сущности, не знаю и не пойму, чем уж я был виноват. Работал я много и не сделал греха перед народом. Не пойму я людей, живущих на прекрасной и тайной земле нашей»²⁶.

Тем не менее Коровин до последних дней сохранял оптимизм и надежду на светлое будущее. Именно он с присущей ему жизнерадостностью мог написать: «В жизни и трудно, и горько, и нужда, и незадача, и неправда живет меж людей. А вот есть Рождество, есть надежда, есть Свет разума. Обойдется все это злое, нечестное, обманное, житейское, низменное. И придет и воссияет правда, воскреснет приязнь и дружба человеческая, смягчится душа человека, и обнимет чувство любви душу, и возлюбят друг друга»²⁷.

1. Сохранилась расписка о получении денег за имение, проданное К.А. Коровину С.И. Мамонтовым, следующего содержания: «Принадлежащее мне имение пустынь Ратухино Переяславского уезда Владимирской губернии всего пятьдесят десятин 1563 сажени продано мною Константину Алексеевичу Коровину за две тысячи рублей. В счет этой суммы получено мною одна тысяча семьсот пятьдесят рублей. / Савва Ив Мамонтов / 14 января 1897 года / Москва. Остальную причисляющуюся мне сумму, т.е. двести пятьдесят рублей сполна получил Савва Мамонтов». ОРА ГЦТМ им А.А. Бахрушина. Ф. 120. Ед. хр. 18. Л. 1.
2. Константин Коровин вспоминает... М. 1990. С. 452
3. В каталоге XVI периодической выставки Московского общества любителей художеств (1896) указано, что картина «На даче (Бумажные фонари)» продается за 300 рублей. Картина воспроизведена в иллюстрированном альбоме-каталоге XVI периодической выставки Московского общества любителей художеств. Издательство Фишер, 1897.
4. Виноградов С. Прежняя Москва. Воспоминания. Рига, 2001. С. 86.
5. Комаровская Н.И. О Константине Коровине. Л., 1961. С. 21.
6. Молева Н.М. Константин Коровин. Жизнь и творчество. Письма. Документы. Воспоминания. М., 1963. С. 382.
7. Из письма Е.Д. Поленовой — М.В. Якунчиковой. [Москва]. Май, 1889. Цит. по: Сахарова Е.В. Василий Дмитриевич Поленов. Елена Дмитриевна Поленова. Хроника семьи художников. М., 1964. С. 423.
8. Коровин К.А. "То было давно... там... в России...". В 2-х кн. М., 2010. С. 69.
9. Молева Н.М. Указ. соч. С. 333—334.
10. Комаровская Н.И. Указ. соч. С. 35.
11. Там же. С. 36.
12. Виноградов С. Указ. соч. С. 88.
13. Голова Л.Г. О художниках театра: Воспоминания. Л., 1972. С. 29.
14. Там же. С. 26.
15. Имеется в виду картина B. А. Серова «Художник К.А. Коровин на берегу реки» (1905).
16. Теляковский В.А. Воспоминания. М.; Л., 1965. C. 381.
17. Коровин К.А. Указ. соч. Кн. 2. С. 656. Об этом строительстве вспоминал и С.А. Виноградов. Он писал: «А Федор Иванович затеял большую стройку по рисункам Коровина: палаты как в Садко, и хозяйственные службы в том же типе, высокие, рубленные с окошечками где-то наверху под крышей. Потом сам Коровин посмеивался: «Что это, ведь это слоновники какие-то у Федора построены». Во время этого строительства появился в Ратухино наш приятель архитектор В.А. Мазырин, ему поручил Федор Иванович постройку усадьбы». (См.: Виноградов С. Указ. соч. С. 91.
18. Коровин К.А. Указ. соч. Кн. 2. С. 39.
19. Молева Н.М. Указ. соч. С. 341.
20. Коровин К.А. Указ. соч. Кн. 2. С. 660.
21. ГАВО. Государственный архив Владимирской области. Р—968. Оп. 1.Д. 8. Л. 28. Архивные данные с любезностью были предоставлены Т.Н. Меркуловой, заведующей отделом изобразительного и прикладного искусства Владимиро-Суздальского историко-архитектурного художественного музея-заповедника.
22. ГАВО. Р—968. Оп. 8. Д. 464. Л. 1—1 об.
23. ГАВО. Р— 968. Оп. 1. Д. 1168. Л. 7 об., 8, 19, 91, 91 об., 92.
24. ГАВО. Р—968. Оп. 8. Д. 464. Л. 2 (№ 13 Н.К.З.)
25. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. АРО. Ф. 303. Ед.хр. 445. Л. 1 об. Из письма К.А. Коровина — Ф.Ф. Шаляпину от 27 октября 1938, Париж.
26. ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. АРО. Ф. 303. Ед.хр. 441. Л.1. Из письма К.А. Коровина — Ф.Ф. Шаляпину от 13 апреля 1938, Париж.
27. Коровин К.А. Указ соч. Кн. 2. С. 17.

Вернуться назад