АЛЕКСАНДР ДЕЙНЕКА: ХУДОЖНИК ВО ВРЕМЕНИ

Михаил Лазарев

Рубрика: 
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Номер журнала: 
#1 2011 (30)

16 февраля в Риме в рамках Года России в Италии открылась масштабная выставка произведений классика советского искусства Александра Дейнеки, чье наследие стало явлением мировой художественной культуры.

Вниманию читателей предлагается статья известного искусствоведа Михаила Лазарева, в которой он выражает свою позицию и дает отличающуюся от общепринятой оценку творчества великого мастера.

Александр Александрович Дейнека - уникальная фигура русской художественной культуры ХХ столетия, активный участник ее драматических коллизий, - был на первых порах близок к модернизму, но впоследствии стал одним из столпов социалистического реализма. Дейнека прошел как минимум три совершенно разных стилистических периода: 1920-е годы, 1930-е и 1940-1960-е. Действительность диктовала ему (как и многим) свои жестокие правила, но, пожалуй, никто другой так резко не менял полярность своего творчества.

Воспоминания о художнике разноречивы. Его ученик по Суриковскому институту Николай Ерышев писал: «А.А. Дейнека, как думаю сейчас, был заложником системы, будучи человеком невероятно одаренным и, главное, чувствующим время, он решил замахнуться на создание нового, советского стиля искусства... основанного на культе здоровья, спорта, труда и на их основе — новой жизни, новой семьи, нового образа жизни <...> Александр Александрович Дейнека был лидером. Ни на какую другую роль он не был согласен. Дейнеку или боготворили, или терпеть не могли»1.

Иные интонации звучат в воспоминаниях искусствоведа Андрея Чегодаева: «Я знал Дейнеку много лет и очень близко. Для меня он был иной: человек нежный и тонкий, застенчивый и легкоранимый, не склонный к романтическим словам, но, по существу, романтик, человек, мыслящий большими категориями и понятиями и в то же время умевший замыкаться в самой камерной лирике»2.

В литературе об искусстве творчество художника приобрело черты если не сакральности, то какого-то абсолютного совершенства. Его перепады из одного состояния в другое преподносятся как закономерная эволюция. Дейнека действительно был большим мастером. Даже в работах 1940—1950-х годов, отшлифовав «стиль соцреализма» до полного соответствия критериям «партийности и народности», художник довел его почти до соответствующего «идеала» и тем самым до состояния абсурда в силу исчерпывающе обозначенных имманентных соцреализму качеств. Но и в этом сказывался талант Дейнеки, способность найти для искомой задачи нужное решение. Важнее другое: он был художником универсального дарования, одной из звезд первой величины 1920-х годов, прежде всего как смелый экспериментатор.

Созданные Дейнекой мифические города, полные «света и воздуха» (любимая формула конструктивистов), населены выстроенными в колонны и дружно марширующими народными массами. Они организованно занимаются спортом и привержены культу здоровья, чтобы рождать бодрых и жизнерадостных строителей социализма. Художник хотел быть оракулом, предсказав своим творчеством счастливое будущее, однако оказался лишь романтическим мечтателем. В целом в его искусстве прошлое переплетается с будущим. Утопические проекты Дейнеки создавались на фоне реальной массовой нищеты и всенародной неустроенности. Художник путал страшную нужду и подвиг, изображая женщин, волокущих неподъемные тачки и вынужденных с радостными улыбками выполнять тяжелые работы на стройке новых цехов.

В 1921 году, получив первоначальное образование в Курском первом высшем начальном училище и в Харьковском художественном училище (1916— 1917), Дейнека был принят во Вхутемас, где чрезвычайно разнообразные процессы обучения зависели от самых разных творческих воззрений преподавателей. Он выбрал мастерскую теоретика и практика, заведующего кафедрой графики и полиграфии Владимира Фаворского, который учился в известной школе Шимона Холлоши в Мюнхене, там же в университете изучал философию, слушал лекции по искусству Карла Фолля и завершил искусствоведческое образование в Московском университете. Большой популярностью пользовались тогда теоретические концепции представителя формальной школы искусствознания Адольфа Гильдебрандта. Его книга «Проблема формы в изобразительном искусстве» была издана в России в 1914 году в переводе Владимира Фаворского и Николая Розенфельда. Ряд терминов и постулатов из этой работы вошли в теорию композиции Фаворского, считавшего пространство первичной характеристикой художественного образа, а миропонимание — пространствопониманием. Во Вхутемасе он читал «теорию композиции». Усвоенные теории стали для Дейнеки руководством в творческих поисках. Выстраивая архитектонику своих произведений на теоретической основе, а не эмпирически и не в подражание каким-то классическим образцам, он был редким явлением среди советских художников. В своих литературных произведениях Дейнека не раз указывал на необходимость связи теории с практикой.

Весной 1924 года в Москве открылась вошедшая в историю мировой культуры «Первая дискуссионная выставка объединений активного революционного искусства». Среди художников самых разных радикальных направлений выставлялось «Объединение трех», состоявшее из студентов полиграфического факультета Вхутемаса Андрея Гончарова, Александра Дейнеки и Юрия Пименова. Они экспонировали печатную графику, в том числе книжную и журнальную иллюстрацию, живописные и графические станковые работы, макеты театральных декораций и эскизы костюмов к спектаклям. Критика охарактеризовала работы «Объединения трех» как «экспрессионистический урбанизм». Дейнека, в частности, демонстрировал картины «Футбол» и «Две фигуры» (1923). «Живописное полотно “Футбол” 1924 года, — пишет Татьяна Малова, — своеобразный манифест нового объединения»3.

В 1925 году Дейнека покинул Вхутемас, не дождавшись получения диплома.

Творческая направленность «Объединения трех» во многом послужила созданию Общества станковистов. Это было самое прогрессивное художественное объединение 1920-х годов, состоявшее из молодых художников, вчерашних студентов, что сказалось на содержании устава — «Платформы» ОСТа. В нем среди других значились следующие «линии»: революционная современность и ясность в выборе сюжета; стремление к абсолютному мастерству в области предметной станковой живописи, рисунка, скульптуры в процессе дальнейшего развития формальных достижений последних лет; стремление к законченной картине; ориентация на художественную молодежь. Таким образом, идеология ОСТа полностью совпадала с творческими и политическими убеждениями Дейнеки, многие из которых, в свою очередь, послужили учреждению этого общества.

Состав Общества станковистов не был однородным, в чем и заключалось одно из его главных достоинств. Оно объединило как приверженцев свободной и яркой живописности — поклонников французских картин, представленных в Музее нового западного искусства, так и сторонников строгой графической формы. Взаимная поддержка и яростная полемика служили дальнейшему совершенствованию художественного мастерства. На фоне высочайшей требовательности членов ОСТа формировалась творческая индивидуальность Дейнеки. Один из авторитетнейших критиков 1920-х годов Абрам Эфрос отмечал, что ОСТ является единственной группировкой, которая сумела переработать и ввести в дальнейший обиход все то, что было значимого в самых разных «измах». Это особенно ощущается, например, в «Портрете художника К.А. Вялова» (1923) Дейнеки с явным налетом посткубизма, чем-то напоминающем живопись Натана Альтмана.

Дружественная ОСТу критика отмечала искренность и свежесть формальных исканий Дейнеки, остроту и актуальность его творческих задач. Но была и противная сторона. Ведущий представитель идеологии казенной Ассоциации художников революции искусствовед Фрида Рогинская выступила на страницах журнала «Искусство в массы» со статьей, очень характерной для полемических выпадов конца 1920-х — начала 1930-х. Художественная «критика» зачастую носила характер политического доноса. Так и статья Рогинской, хотя и в малой степени, не лишена этого оттенка. «Весь путь ОСТ — ...путь зигзагообразный, путь колебаний. социальная природа его творчества, как творчества группы интеллигентской, сказывается особенно отчетливо. Первое колебание произошло уже на второй выставке ОСТ, которая была залита целым потоком экспрессионистских полотен, мрачными болезненными гримасами и судорогами. Наивно было бы объяснять этот факт влиянием немецких экспрессионистов, выставка которых была в 1924 году»4.

Упомянутая выставка, проходившая в Москве, в действительности повлияла на творчество членов ОСТа, в том числе и Дейнеки. Надо сказать, что интерес к искусству Германии не был случайным. Молодых немецких и русских художников того времени объединяли революционные взгляды как на политику, так и на искусство. Большевистские руководители Советской России рассматривали ее как наиболее «слабое звено» в системе мирового империализма, где посредством коминтерновской агентуры должна начаться следующая после «октябрьской» революция (планировавшаяся на 1925 год). С этим был связан и культурный обмен: в 1922—1923 годах в Берлине состоялась Первая выставка русского искусства, а в 1924-м в Москве — Первая всеобщая германская художественная выставка.

Как признавались десятилетия спустя бывшие остовцы, представленная немцами яростно экспрессивная протестная графика произвела на них сильное впечатление. У некоторых (в первую очередь у Пименова и Дейнеки) на первых порах это проявилось в специфике композиционных схем и характере рисования. Но важнее другое. Трудно не заметить эмоциональную и отчасти тематическую перекличку антинэпмановских рисунков Дейнеки с гротескносатирической графикой Георга Гроса. Игорь Голомшток описывает эти работы следующим образом: «Как в немом кино, проходит перед нами длинная вереница гротескных образов, порожденных кошмарами войны и разрухи: свиноподобные нувориши с толстыми сигарами, раскрашенные проститутки в мехах, уголовники, наркоманы.»5

С 1924 года, будучи по своей основной, полученной во Вхутемасе профессии, полиграфистом, Дейнека работал штатным художником в журнале «Безбожник у станка», позже сотрудничал с журналами «Красная нива», «Прожектор», «30 дней», «Смена», «Даешь». Как отмечает автор фундаментальной монографии о Дейнеке Владимир Сысоев, «именно в журнальной графике определяются стилевые особенности формы, которые лягут в основу его художественной системы, укоренятся в целостной природе его мастерства»6.

«Безбожник у станка» вел яростную борьбу за замену в умах людей одной религии на другую, то есть христианства на коммунизм. Здесь поэтическим alterego Дейнеки выступает Демьян Бедный с его «Попы — трутни живут на плутни». Многие десятки рисунков художника, иллюстрировавших это издание, полны юмора и сарказма. Вообще тематика его графики того времени чрезвычайно разнообразна.

В связи с работой в журналах Дейнека много ездил по стране, набираясь натурных впечатлений. Он осознавал окружающий мир как совокупность множества элементов. Особенно интересен с исторической точки зрения запечатленный художником коммунальный быт 1920-х годов. В образной сути немногословных композиций с очень точно подмеченными приметами времени прослеживается органическая связь с лучшей литературой тех лет — сочинениями Михаила Булгакова, Бориса Пильняка, Михаила Зощенко, Андрея Платонова, Евгения Замятина и даже Даниила Хармса.

Особое место занимает в искусстве Дейнеки спорт. Интерес к нему нашел отражение во многих замечательных произведениях мастера, например, в известном рисунке «Коньки» (1927), где необыкновенно эмоционально передано очарование вечернего московского катка со стремительно несущимися конькобежцами, с белыми росчерками-узорами их следов на темном льду. Тема спорта как культа сильного и здорового тела никогда не оставляла Дейнеку, художник постоянно обращался к ней в рисунках («У финиша», 1926; «Лыжники», 1927; «Хоккей», «Футбол», оба — 1928, «Рабочая окраина», 1929). Ее кульминацией можно считать один из лучших советских плакатов «Физкультурница» (1933). В нескольких листах начала 1930-х годов под общим названием «Кросс» в бегущих крепких голубоглазых блондинах определенно просматривается увлечение арийской эпикой.

Как уже было сказано, в рисунках Дейнеки вырабатывался его «большой стиль». В 1924 году художник съездил в Донбасс. Результатом поездки стало создание картин «В штреке» и «Перед спуском в шахту», в которых предпринята попытка сформулировать «типовой» облик современного пролетария. Написанные в 1925 году, они тогда же экспонировались на первой выставке ОСТа. Искусствовед Владимир Костин вспоминал: «Дейнека полностью игнорировал прочно сложившееся у многих из нас, в то время начинающих художников и искусствоведов, представление о живописи как об искусстве верных и тонких цветовых гармоний, передающих красочное богатство натуры... Большие, почти сплошь черные фигуры рабочих-угольщиков, как бы взятые из разной среды и разных мест, были изображены вместе с элементами шахтного оборудования, четкими силуэтами на белом фоне холста. Такого убедительного, жизненно верного изображения рабочих не мог достигнуть, по существу, ни один художник того времени»7.

В работах, показанных на первой выставке ОСТа, Дейнека находил свой стиль. Его давний (от Фаворского) интерес к философии и теории искусства, особенно к проблеме пространства, заставлял искать почти научный метод в построении картинной архитектоники. По наблюдениям Костина, особенностью живописи Дейнеки был графический подход, основанный на контрасте белого и черного, а также противопоставление изображения и фона и почти монохромного цветового решения. Первая выставка ОСТа сразу же принесла художнику большую популярность.

На второй выставке Общества станковистов в 1926 году наиболее сильное впечатление на зрителей произвела картина Дейнеки «На стройке новых цехов», не просто продолжавшая графическую манеру двух упомянутых композиций, но углубившая и поднявшая ее настолько, что можно было говорить о возникновении оригинального монументального стиля. «Она поражала многих зрителей своей жизненностью, большой образной собирательностью, пластической силой и конкретностью в изображении нового человека», — вспоминал Костин. Эту работу (и некоторые последующие) нельзя полностью охарактеризовать как произведение живописи. Отбросив традиционные критерии, Дейнека создал, как сказали бы сегодня, объект — по сути, большеформатное графическое панно, в чем определенно сказались уроки авангарда.

В 1927 и 1928 годах из мастерской художника вышли две очередные работы: «Текстильщицы» и «Оборона Петрограда». Последняя, по бытующему среди некоторых специалистов мнению, вошла «в историю советской живописи как одно из самых больших ее достижений». До сих пор идут споры о возможном влиянии на Дейнеку картины Фердинанда Ходлера «Выступление йенских студентов в 1813 году» (1908). Фундаменталистски настроенные искусствоведы говорят о «случайном сходстве». Однако это далеко не так. Один из самых проницательных и осведомленных критиков 1920-х годов Яков Тугендхольд писал о «воздействии швейцарского художника Ходлера, с его динамически (иногда даже хореографически) развертывающейся композицией и ритмом телодвижений — воздействии, налагающем на некоторые остовские произведения печать не только монументальности, но и несколько жеманной изломанности...»8

Прославленная картина «Текстильщицы» отличается от предыдущих работ Дейнеки еще большей условностью. Изображение монтажных конструкций напоминает о приемах геометрической абстракции. Орнаментально-декоративная схема среды усиливается в сочетании и контрасте с убедительной фигуративностью босоногих работниц. «Две ветви» прежнего искусства — абстракция и реализм — в творчестве Дейнеки соединились в одно целое. «ОСТ делает дело авангарда», — писал журнал «Прожектор» в 1926 году.

Атмосфера в стране становилась все более тревожной. В ОСТе обострялись разногласия. В 1928 году Дейнека ушел из Общества и из «Безбожника у станка», создав совместно с объединением «Октябрь» журнал «Даешь», основанный на близких ему конструктивистских принципах.

И это издание (пользовавшееся покровительством Бухарина), и сам художник все чаще подвергались критике в печати. Вот один из многих ее образчиков: «Конечно, дело не в том, что Дейнека изображает фокстротирующих, а как он их изображает. Изображая эту сторону советской действительности, Дейнека находится как бы в собственной стихии. Он что-то все-таки жалеет, к какой-то стороне изображаемого относится снисходительно»9. Творцами таких «текстов», оседлавших полуофициальные, выражавшие казенную точку зрения журналы «Искусство в массы» и «Пролетарское искусство», были забытые впоследствии «деятели искусства» Борзятов, Вязьменская, Цирельсон, Четыркин (см. роман «Мастер и Маргарита» Булгакова).

Тогда же, в начале 1930-х, страна, воодушевленная призывом «отца всех народов» «летать выше всех, дальше всех, быстрее всех» переживала авиационный восторг. Советский Союз действительно находился на передовых подступах к современной авиации. Имена летчиков Валерия Чкалова, Михаила Громова, Сигизмунда Леваневского, Михаила Водопьянова, Владимира Коккинаки и многих других были овеяны славой подобно тому, как 30 лет спустя блистал в ее лучах Юрий Гагарин. Увлеченный авиацией не меньше чем спортом, Дейнека создал посвященный ей цикл картин, в которых душа человеческая парит над бездной. Эта, казалось бы, чисто техницистская идея соединяется в его работах с живым, волнующим восприятием природы как, например, в картинах «Дождь и самолеты над морем» (1932) или «Будущие летчики» (1938). А в это «жизнерадостное» время ведущие советские авиаконструкторы во главе с Андреем Туполевым находились в Бутырской тюрьме...

Согласно постановлению ЦК ВКП(б) 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций», художники с целью более эффективного ими управления были коллективизированы в едином хозяйстве под названием «Союз советских художников». Как выразился тогда некий остроумец, к руководству искусством пришли серые молодые люди в черных костюмах. К этому времени было окончательно покончено с остатками гуманистической русской культуры. На смену ей и ее носителям пришла «советская культура» и «великий советский народ». Писатель Борис Хазанов так охарактеризовал совершенный в культуре переворот: «Можно заметить, как стремительно меняется общество в решающее для становления государственной литературы десятилетие: 1925—1935. Меняются лица, исчезают образованные люди, упрощается язык, уплощается мышление... Происходит кристаллизация режима. Парадокс утверждающейся литературы бросается в глаза: она вещает о новом человеке — возвращается к старой, обветшалой эстетике. Бескомпромиссное отвержение новаторства — ее главная черта»10.

Несомненно, по внешним проявлениям Дейнека был коллективистским человеком, выражавшим сознание масс, а не переживания индивидуума. Вместе с тем он оставался совершенно «закрытым», и о его потаенных размышлениях можно только догадываться. Прорыв в искусстве художника глубоко человеческого, ошеломляющего лирического чувства по-настоящему произошел лишь во времена страшных событий. Как будто отгородившись от действительности, он уединился в мире человечности и красоты. 1930-е годы оказались временем наивысшего живописного подъема творчества мастера. Его подлинный шедевр — работа «Зима» (1931), в которой удивительнейшим образом прочувствованы переживание ребенком скучной длинноты зимнего дня, падающий за окном снег, теплый уют комнаты с конструктивистским окном во всю стену, сразу же придающим картине пряный привкус современности. Дейнека почти не писал натюрмортов (одно из немногих исключений — цикл «Сухие листья», 1930-е), но когда случалось, делал это, как и все остальное, превосходно. В качестве примера можно привести цветы в солнечной картине «Спящий ребенок с васильками» (1932), полной нежного восхищения хрупкостью подлинной красоты. (Натюрморт в советской живописи, если в нем не было какой-нибудь приметы советского быта, считался буржуазным пережитком.)

Дейнека регулярно посещал любимый им Севастополь — город моря, южного солнца, самолетов, моряков и кораблей. Созданные там работы, например, «Севастополь. Вечер» (1934), проникнуты «средиземноморским» ощущением природы.

В 1935 году каким-то чудом (страна все больше отгораживалась от мира) Дейнека посетил Западную Европу и США. С каким настроением художник выехал из страны, получив возможность глубоко вдохнуть в совершенно иной атмосфере и свободно оглянуться по сторонам, можно только догадываться.

Поразительны французские работы мастера с типичной для Парижа окутывающей его жемчужной дымкой. Им не уступают прокаленные южным солнцем виды итальянских городов, в них явственно заметны некоторые приемы европейской живописи того времени. В Италии Дейнека пришел в восторг от Микеланджело, с отношением к миру и искусству которого он, кажется, нашел созвучие. Великолепны и острохарактерные портреты, написанные художником в США.

В 1938 году Дейнека выполнил монументальную работу, о которой давно мечтал — мозаики для станции московского метро «Маяковская», сооруженной по проекту Алексея Душкина. Это великолепный образец синтеза изобразительного искусства и архитектуры, но, как справедливо указывают исследователи, нынешние поколения не смогут понять большинство украшающих станцию изобразительных символов, слишком тесно связанных со своей эпохой. С 1941 по 1943 год Дейнека работал над мозаиками для станции «Павелецкая».

В начале 1941-го художник написал большую картину «Левый марш». Конечно, ее превозносили в некоторых монографиях, но она не стала тем явлением, на которое рассчитывал художник, воспринимаясь в значительной степени крупноформатной иллюстрацией к одноименному стихотворению Маяковского. Она обладает каким-то промежуточным, противоречивым характером: значимая политическая тема передана в живописной манере начала — середины 1930-х годов.

Недоработка была «исправлена» созданием в 1942-м своего рода живописно-идеологического шедевра «Оборона Севастополя», с содержанием весьма далеким от исторической правды. Это полотно обозначило резкий перелом в искусстве Дейнеки. Если в «Обороне Петрограда» превалировала формально-художественная сторона, то теперь сугубо политическая концепция была выражена гипертрофированным языком батального жанра. Причем свойственная прежнему Дейнеке живописная экспрессия в «Обороне Севастополя» была подменена экспрессией жестов и поз.

Вторая мировая война заняла должное место в творчестве мастера. Прежде всего, это обилие рисунков — от полевых набросков до станковых композиций, имеющих несомненную документально-историческую ценность. От тех лет остался и цикл живописных произведений, среди которых, как представляется, наиболее известна работа «Окраина Москвы. Ноябрь 1941».

В послевоенный период искусство Дейнеки было очень неровным. В 1946—1948 годы произошел очередной погром в художественной культуре: была объявлена всенародная борьба с импрессионизмом, затронувшая и Дейнеку. В 1948 году за «формалистические» тенденции в преподавании он был понижен с должности директора Московского института декоративного и прикладного искусства до простого преподавателя. Но художник «оправдался» своим дальнейшим творчеством.

Оставим в стороне мозаики для фойе актового зала МГУ (1956) и Дворца съездов Московского Кремля (1961), где проявился технический профессионализм мастера, заключенный в прокрустово ложе государственного заказа. Обращают на себя внимание его наиболее известные послевоенные картины: «Эстафета по кольцу “Б”» (1947), «На просторах подмосковных строек» (1949), «Открытие колхозной электростанции» (1954), в которых сложился удивительный симбиоз присущего Дейнеке монументализма с натуралистическо-иллюстративными тенденциями и фальшивым восторгом персонажей, полотно «Покорители космоса» (1961) с игрушечными ракетами. О «программных» произведениях 1920-х напоминают только их большие размеры. За эти картины Дейнека назначается академиком, а в 1962 году — вице-президентом Академии художеств СССР, получает звание Героя Социалистического Труда. За посредственные мозаики «Хорошее утро» и «Хоккеисты» (обе 1959—1960) в 1964-м Дейнека удостаивается Ленинской премии. Его товарищ по ОСТу, один из самых блистательных живописцев ХХ века Александр Лабас писал о том времени, о «мелких и консервативных» людях, окружавших Дейнеку: «Незаметно Дейнека сам приобрел их черты <...> Несомненно, в другом окружении он развил бы в себе другие стороны, которые сейчас, в общем-то, заглохли. И, быть может, художник Дейнека действительно был бы крупнейшим художником нашего времени»11.

 

  1. Ерышев Н. Белые гуси на белом снегу. Оренбург, 2006. С. 27.
  2. Чегодаев А. Александр Дейнека // Искусство Советского союза. М., 1984. С. 41.
  3. Малова Т.В. Объединение трех // Русское искусство. ХХ век: Исследования и публикации. М., 2008. С. 284.
  4. Рогинская Ф. Лицо ОСТ // Искусство в массы. 1930. № 6.С. 9.
  5. Голомшток И. Тоталитарное искусство. М., 1994. С. 51.
  6. Сысоев В.П. Александр Дейнека: в 2 т. М., 1989. С. 62.
  7. Костин В.И. ОСТ (общество станковистов). Л., 1976. С. 38.
  8. Тугендхольд Я.А. Искусство октябрьской эпохи. Л., 1930. С. 151.
  9. Коннов Ф., Цирельсон Я. Выставка Октября. Под знаком «левой» фразы // Искусство в массы. 1930. № 7. С. 13.
  10. Хазанов Б. Ветер изгнания. М., 2003. С. 52.
  11. Александр Лабас. Воспоминания / сост. ОМ. Бескина-Лабас. СПб., 2004. С. 67.

Вернуться назад

Теги:

Скачать приложение
«Журнал Третьяковская галерея»

Загрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в App StoreЗагрузить приложение журнала «Третьяковская галерея» в Google play