«Волшебные слова»: литературное наследие Л.С. Бакста[1]

Из многочисленных художников русского Серебряного века именно Леон Бакст (Лев Самойлович Розенберг, 1866-1924) заслужил наивысшее признание за свой вклад в станковую живопись и декоративно-прикладное искусство. Никто из российских театральных художников не снискал такой славы, как Бакст - за свои легендарные декорации к балетам «Клеопатра», «Шехеразада», «Синий бог» или «Спящая красавица», сценографию, поразившую публику щедростью красок, осязаемостью формы и передачей динамики человеческого тела.

Сначала 1910-х годов и до смерти Бакст задавал тон в балете, высокой моде, книжной графике и даже в дизайне интерьеров. Мировая знаменитость, Бакст, работавший над заказами в Париже, Лондоне, Риме и Нью-Йорке, поддерживал тесную связь с выдающимися деятелями культуры своего времени и со всех сторон слышал похвалы за «пряность» и раскованность придуманных им экзотических костюмов и театральных декораций, которые стали теперь органической частью европейского модернизма. Неудивительно, что Баксту, который пользовался славой самого своеобычного театрального художника дягилевской труппы BalletsRusses, посвящено много монографий[2].

Но вместе с тем Бакст был еще и плодовитым, изящно пишущим литератором — критиком, теоретиком, историком, рецензентом и даже романистом, чьи высказывания, и опубликованные, и неопубликованные, в равной мере отображали эстетику русского Серебряного века и влияли на нее. Его переписка с композиторами, актерами и театральными деятелями, такими, как Клод Дебюсси, Морис Равель, Габриэль Астрюк, Сергей Дягилев, Всеволод Мейерхольд, Вацлав Нижинский, Ида Рубинштейн, немало объясняет в развитии личных психологических и художественных пристрастий, а его эссе, затрагивающие множество тем (театр и мода, американские технические новшества и «женский вопрос», изображение обнаженного тела, поэзия, античность и прочие) написаны с глубоким пониманием предмета и отличаются ясным слогом, увлекательностью, злободневностью, а часто и провокационностью.

Литературный дар Бакста был признан такими писателями-мэтрами, как Иван Бунин и Зинаида Гиппиус, а его постоянные корреспонденты, в числе которых были Александр Бенуа, Ида Рубинштейн, Валентин Серов, часто говорили о нем, как о талантливом писателе. Четкие по мысли и элегантные по стилю статьи Бакста, появлявшиеся в русской, французской и американской печати, — «Об искусстве сегодняшнего дня» (1914), «Нагота на сцене» (1911), «Костюм для женщины будущего» (1913), L’évolution du décor («Эволюция дизайна») (1923), «Серов и я в Греции» (1923) — свидетельствуют о том, что похвалы автору были заслуженными. Сочинения Бакста публиковались в самых разнообразных книгах, журналах и газетах — это и сборник «Нагота на сцене», выпущенный Николаем Евреиновым, и NewYorkTribune, и Comoedia, и «Утро России», а также «Аполлон», «Петербургская газета», «Театр и искусство», LeJournal, «Столицы и усадьбы», NewYorkTimes. Однако при том, что сочинения Бакста известны и широко цитируются, часть их остается неопубликованной и незнакомой широкой публике. Одна из целей данной статьи как раз и состоит в том, чтобы привлечь к ним внимание и отчасти заполнить этот пробел.

Изучение бакстовского литературного наследия служит двум задачам. Его письма к Белому, Бенуа, Дягилеву, Любови Гриценко (жене), Серову, Константину Сомову и другим представителям российских артистических кругов конца XIX века дают ответ на ряд вопросов биографического характера: каким виделась Баксту его роль в «Русских балетах Дягилева»; что он думал о профессии станкового живописца, книжного графика, театрального художника и модельера; какие произведения изобразительного искусства послужили источником для его экзотических сценических декораций и костюмов; какую идеологическую позицию он занимал в отношении революций 1905 и 1917 годов; какая цепь событий побудила его обратиться в лютеранство, а затем вернуться в лоно иудаизма. Анализ литературных опусов Бакста также помогает точнее представить личные и профессиональные взаимосвязи, которые влияли на развитие русского модернизма в целом и давали энергию этому направлению.

Доказательством принадлежности Бакста к миру словесности является не только высокое качество его критических статей, художественных произведений и частных писем, но и дружба с поэтами и драматургами того времени — Андреем Белым, Александром Блоком, Габриэле д’Аннунцио, Зинаидой Гиппиус, Вячеславом Ивановым, дружба, в результате которой часто рождались портреты этих литераторов или иллюстрации к их произведениям. Подобно другим представителям Серебряного века, Бакст считал слово неотъемлемой частью своего интеллектуального мировоззрения и изучал его, исходя из этой предпосылки. Невозможно в полной мере оценить Бакста-художника, игнорируя Бакста-писателя. Приведенные далее тексты прежде не издавались, а сейчас стали объектом внимания исследователей, которые пытаются собрать, отредактировать и опубликовать все сочинения Бакста: переписку, художественные произведения, критические статьи, манифесты, дневники, красноречиво свидетельствующие о богатстве и разнообразии творческого наследия художника.

Из-за того, что писательское наследие Бакста так велико и многосторонне, подобрать произведения для данной публикации было непросто. Но авторы не упускали из виду глав ного: продемонстрировать тематическое разнообразие, стилистический диапазон и жанровый размах, которыми отличались бакстовские сочинения. В стремлении к этому авторы предлагаемой читателям работы, обращаясь к различным архивам, выбрали образцы личной переписки, а также переписки с коллегами на темы культуры — ряд тщательно продуманных отзывов о событиях в мире изобразительного искусства и театра. Это первая публикация данных опусов: трех писем и отрывка из романа, хранящихся в отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи, подготовленных к печати Ольгой Ковалевой и Еленой Теркель, и писем из Национального архива в Париже, подготовленных к печати Джоном Э. Боултом.

Основная часть бакстовских документальных материалов, находящихся ныне в Галерее, была передана в дар музею в 1965 году сыном художника Андрэ, жившим в Париже, однако исследователи долгое время не уделяли этому архиву должного внимания. Несколько опусов Бакста из Третьяковского собрания были опубликованы[3], но большая их часть так и осталась необнародованной, к ней почти не прикасались исследователи. Архив велик (2620 единиц хранения) и разнопланов: здесь и письма к Баксту, и письма Бакста (рукописные и напечатанные на машинке), и критические, теоретические и философские эссе (среди них несколько неопубликованных, например, Le Théâtre de demain («Театр завтрашнего дня»), и путевые заметки «Серов и я в Греции» (в нескольких машинописных экземплярах с комментариями), вышедшие в свет в Париже в 1923 году, и художественные произведения, в том числе роман «Жестокая первая любовь», и балетные либретто, и заявления касательно имущества и судебных дел, и визитки, и фотографии, а также наброски и «почеркушки», часто иллюстрирующие ту или иную мысль в частном письме. Ряд эссе — например, «Нагота на сцене», «Костюм женщины будущего» и Choréographies et décors des nouveaux ballets russes («Хореография и оформление новых русских балетов») — был издан на русском языке, другие опубликованы в переводах на английский и французский.

Дополнительный архив Бакста, насчитывающий 140 единиц хранения и находящийся в отделе рукописей Русского музея в Петербурге, состоит в основном из писем. Среди многочисленных корреспондентов Бакста — Александр Бенуа, Валерий Брюсов, Сергей Дягилев, Алиса Уордер Гарретт, Алексей Ремизов, Мися Серт и Константин Сомов. За несколькими исключениями, материалы этого архива тоже не публиковались[4].

Хотя большая часть сочинений Бакста, хранится в Государственной Третьяковской галерее и Государственном Русском музее, немало ценных материалов имеется в петербургской Российской национальной библиотеке, в Российском государственном архиве литературы и искусства в Москве, в европейских и американских архивах — некоторые из опубликованных здесь текстов извлечены оттуда. Важные материалы получены из архива, принадлежащего парижским родственникам Бакста.

Гражданин мира, Бакст был еще и посланцем русской культуры в Западной Европе и США, где подолгу жил и работал. Веривший в ценность печатного слова как средства распространения информации, он много писал и публиковался, часто выступал с лекциями. Исследование бакстовского литературного и живописного наследия связано с более широким кругом вопросов, касающихся русской диаспоры и особенно судеб русских художников в Европе и Америке. Будем надеяться, что изучение волшебных слов, вышедших из-под пера Бакста, поможет оценить во всей полноте литературный вклад этого замечательного мастера в сокровищницу русского Серебряного века.

1. «Волшебные слова» — цитата из бакстовского либретто к балету “La nuit ensorcelee" («Волшебная ночь»), 1923.
2. Светлов В.Я. Современный балет. СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1911; Александр А., Кокто Ж. Декоративное искусство Леона Бакста. Париж, 1913; Инглз Э. Бакст. Нью-Йорк: Parkstone, 2007; Листер Р. Московский павлин. Об искусстве Леона Бакста. Meldreth: Golden Head Press, 1954; Спенсер Ч. Леон Бакст и «Русский балет Дягилева». Лондон: Academy, 1973; Пружан И.Н. Лев Самойлович Бакст. Л.: Искусство, 1975; Борисовская Н.А. Лев Бакст. М.: Искусство, 1979; Пружан И.Н. Бакст. Л.: Аврора, 1987; Шувалофф А. Леон Бакст и театр. Лондон: Sotheby’s, 1991; Мутья Н.Н. Леон Бакст. СПб.: Инфо-Да, 2006; Инглз Э. Бакст. Нью-Йорк: Parkstone, 2007.
3. См., в частности: Теркель Е. Семейный архив Л.П. Гриценко-Бакст // Вестник архивиста. 2002. № 1. С. 159—194. Она же. Письма из семейного архива Л.П. Гриценко-Бакст // Там же. № 4—5. С. 262—290. Елена Беспалова тоже немало сделала для того, чтобы публика узнала о литературных талантах Бакста. См., в частности: Беспалова Е. Бакст в Америке // Наше наследие. 1997. № 39—40. С. 133—139; Она же. Открытие // Русское искусство. 2006. № 4. С. 55—67. Отрывки из некоторых опубликованных произведений Бакста содержатся в издании: Боулт Дж. Театр рассудка / Театр желания. Искусство Александра Бенуа и Леона Бакста. Лугано: Thyssen-Bornemisza Foundation, 1998. С. 154—158.
4. См.: Прокофьева А.А. Из переписки Л.С. Бакста с А.Н. Бенуа 1891—1897 годов (По материалам Отдела рукописей ГРМ) // Петербургский Рериховский сб.: Вып. IV. 2001. С. 357—366.

Отрывок из романа
Жестокая первая любовь (Париж, 1923)

Дети великого князя Владимира Александровича: Андрей, Кирилл, Елена и Борис. Конец 1880-х

Роман Л. Бакста «Жестокая первая любовь» автобиографичен. В основу сюжета положена история любви самого автора, почти все герои произведения имеют реальных прототипов, многие из которых достаточно узнаваемы. Именно поэтому с большой долей вероятности можно сказать, что прообразами представителей царской фамилии в данном отрывке послужила семья великого князя Владимира Александровича (1847—1909, третьего сына императора Александра II) и великой княгини Марии Павловны (1854—1920, урожденной принцессы Мекленбург-Шверинской). В начале 1890-х годов Л. Бакст преподавал рисунок и живопись детям великих князей Борису Владимировичу (1877—1943) и Елене Владимировне (1882—1957).

—  Ну, вот!.. Конечно, я ничего Вам не нарисовала, сказала княжна, когда англичанка, грациозно балансируя юбками, ушла. — Да и Вы... непростительно манкировали — Александр Дмитриевич[I] maman так и говорил — и тут еще Джорджи размазал нарочно мой начатый рисунок! Надо что-нибудь новое найти — только не такую скуку.. mais quelque chose. занимательное! — говорила по-русски с ошибками, ломано, с иностранным акцентом француженки прожившей недолго в России.

—  Я думаю, Ваше Высочество просто спрятало подальше этот рисунок, — вероятно, он Вам надоел. Надо будет его непременно разыскать — иначе. придется просить Miss Drайден[II] помочь Вашему Высочеству…

Княжна Нелли сделала мне свирепо-комичное лицо и манерно вздохнув — ни дать, ни взять плохая французская актриса — послушно достала из шкапа начатый рисунок — ничуть, однако не запачканный.

Урок начался. Через четверть часа густая сирена пропела в классной. Княжна Нелли ринулась к ней, и, прислушавшись к трубке, сделала мне страшные глаза.

— Maman спрашивает, как я себя веду за уроком и хорошо ли я работаю, — громко сказала Княжна по-французски и, подав мне угрожающе трубку, беззвучно прошептала движениями ее пунцовых губ. — Скажите, что отлично. Я послушался. Мы вернулись к столу;

—  Теперь надо это доказать, — сказал я тоже по-французски, — постарайтесь, по крайней мере, окончить рисунок сегодня.

—  Я Вам запрещаю говорить по-французски, — княжна Нелли сделала важное лицо, — Вы совсем не умеете верно говорить.

Хотя я покраснел — к ее наслаждению, однако отпарировал:

—  Так же верно, как и Ваше Высочество по-русски.

Она посмотрела на меня сбоку, аффектированно рисуя, — ни дать, ни взять — великосветская кокетка.

—  А я знаю как Вы говорите по-французски с артистками, — Александр Дмитриевич вчера очень похоже показывал.

У меня педагогическое лицо; не отвечая, я поправляю ее ошибки в рисунке с удовольствием стирая резинкою неверные линии, и, недовольный наклоном и шириною штрихов, зажимаю три пальца ученицы в свою руку и, водя ею по бумаге, покрываю рисунок смелыми, разгонистыми линиями.

Она удивленно смотрит на неважные штрихи, и на свою руку в тисках, вскидывает на меня глаза, где дрожит аффектация и смех.

—  Отчего Вы пожимаете мою рояльную руку?

Это так неожиданно — что я начинаю смеяться, дисциплина урока разрушена.

Семья великого князя Владимира Александровича и Марии Павловны в день их серебряной свадьбы.
Слева направо: Андрей, Владимир Александрович, Елена, Кирилл, Борис, Мария Павловна. 1901

 

Публикуется по автографу: ОР ГТГ, ф. 111, ед. хр. 2337

1. Вероятно, Дмитрий Александрович Бенкендорф (Мита, 1845—1919) — действительный статский советник, художник. Был близок как ко двору Николая II, так и к «Малому двору» великого князя Владимира Александровича. Благодаря ему Бакст получил место преподавателя рисования у великих князей.
2. Вероятно, гувернантка великой княжны Елены Владимировны, миссис Сейвелл. Орфография автора.

Вернуться назад